Харуки Мураками

Охота на овец (Часть 2)

очень подробно рассказывал мне про похороны Сэнсэя и про то, как ухаживал за Селедкой - но я почти не слушал его.

В половине двенадцатого мы подъехали к станции. В городе стояла такая тишь, словно все его жители умерли в одночасье. Одинокий старик лениво ворошил лопатой сугроб у разъезда. Худющая собака сидела с ним рядом рядом и виляла хвостом.

- Большое вам спасибо! - сказал я Водителю, выбираясь из джипа.

- Не за что! - отвечал он. - А кстати, как насчет телефонного номера, что я вам дал? Дозвонились до Господа Бога?

- Нет... Как-то не до того было.

- С тех пор, как скончался Сэнсэй, по этому номеру стало просто не дозвониться. Никто не берет трубку! Не знаю уж, в чем там дело...

- А может, Ему там тоже не до того?

- Может, и так, конечно... - пробормотал водитель. - Всего вам доброго!

- До свидания, - сказал ему я.

Поезд отходил ровно в двенадцать. На перроне не было ни души, а во всем поезде, не считая меня, сидело три жалких пассажира. И все же чувство, что меня опять окружают живые люди, приносило несказанное облегчение. Что ни говори, а я возвращался в тот мир, где родился. Пусть бы он даже тиной болотной покрылся от собственной ограниченности и безысходной скуки - это был единственный мир, которому я принадлежал...

Я жевал шоколад, когда раздался гудок отправления. Гудок отревел, поезд, дернувшись, с оглушительным лязгом тронулся с места - и тут я услышал грохот далекого взрыва. С трудом отодвинув тяжелую раму, я высунулся в окно. Несколько секунд спустя раздался еще один взрыв. Поезд плавно набирал скорость. Прошло еще три минуты - и над одинокой конусовидной сопкой на горизонте поднялся столб густого черного дыма.

Все полчаса, пока поезд не свернул резко вправо и горный пезаж не скрылся из

глаз, я смотрел и смотрел, завороженный, на этот дым - и никак не мог

оторваться.

ЭПИЛОГ

- Ну, вот и все, - сказал Профессор Овца. - Все закончилось, правда?

- Да, - сказал я. - Все закончилось.

- Не знаю, как тебя и благодарить...

- Я и сам очень многое потерял.

- Нет! - покачал головой Профессор Овца. - Ты только начал жить... Разве нет?

- Да, наверное... - вздохнул я.

Когда я выходил из комнаты, Профессор Овца сидел за столом, уронив голову на руки, и беззвучно рыдал. Я уходил - и уносил с собой последний смысл его жизни. Правильно ли я поступал - этого я так до конца и не понял.

- Она куда-то уехала, - огорченно сообщил мне управляющий отелем 'Дельфин'. - А куда - не сказала... Что с вами, вам нездоровится?

- Пустяки, - ответил я.

Я получил свои вещи и поселился в тот же номер, что и в прошлый раз. Из окна просматривалась все та же непонятная фирма в небоскребе напротив. Грудастой сотрудницы я в офисе не заметил. Два молоденьких клерка, дымя сигаретами, работали за столами. Один изучал бумажки с цифирью, а другой, вооружившись линейкой, вычерчивал на большом куске ватмана какой-то график. Из-за отсутствия грудастой казалось, будто передо мной - совсем не та фирма, за которой я наблюдал в прошлый раз. Единственное сходство заключалось в том, что и теперь было совершенно невозможно понять, чем там занимаются. Ровно в шесть сотрудники поднялись из-за столов, оставили комнату - и здание, погасив огни, погрузилось в сумерки.

Я включил телевизор и посмотрел последние новости. Ни о каком взрыве в горах не сообщали ни слова. Ах, да, - осенило меня. Взрывы-то были вчера!.. Где же я прошатался целые сутки? Чем занимался?

Я попробовал вспомнить - но все попытки увенчались только головной болью.

Ладно. Как бы там ни было - один день уже миновал.

Вот так, день за днем, мне предстояло теперь всю жизнь отворачиваться от собственной памяти. До тех самых пор, пока однажды не позовет меня снова тот далекий голос в кромешной тьме...

Я выключил телевизор и, не снимая обуви, упал на кровать. Лежа один на двуспальной кровати, я разглядывал потолок - весь в разводах и пятнах. Эти разводы и пятна напомнили мне людей, что родились, жили и умерли тысячи лет назад - слишком давно, чтобы кто-то помнил о них сегодня.

Отблески неоновой рекламы плясали на стенах номера, переливаяясь и меняя цвета. У самого уха тикали часы на руке. Я расстегнул ремешок, снял их и бросил на пол. Вздохи автомобильных клаксонов переплетались и наслаивались друг на друга в сумерках за окном. Хотелось спать - но заснуть не получалось, хоть тресни. Странное, непередаваемое ощущение засело в душе и прогоняло сонливость ко всем чертям.