Лобсанг Рампа

Три Жизни

в дерьме. Вот я и хотел сказать начальнику конторы, чтобы он надавал тому типу хороших пинков сами знаете куда».

Вконец ошарашенный доктор возразил: «Но друг мой, именно этому тебе и следует научиться — не прибегать к насилию и не осуждать ближнего. Слов нет, весьма похвально, что ты так старательно ухаживал за своей тележкой, но ведь может же другой человек проводить свое время, как ему заблагорассудится. Само собой, ни о каком контакте с начальником ради такой чепухи не может быть и речи. Лучше бы тебе совсем забыть о прежней земной жизни. Ты ведь уже не там, а здесь, и чем скорее ты постигнешь эту жизнь и этот мир, тем скорее продвинешься вперед, ибо здесь твоя единственная задача — учиться с тем, дабы тебя можно было отправить на Землю в новой, высшей ипостаси».

Молигрубер растерянно забарабанил пальцами по коленям. Доктор не без любопытства наблюдал за ним, недоумевая, как это обитатели Земли могут, прожив немало лет, оставаться все той же «душой в бренной оболочке», едва осознавая, что творится вокруг них, ничего не ведая ни о прошлом, ни о будущем. Наконец он прервал молчание: «Ну, а теперь что?» Молиграбер, вздрогнув, поднял глаза: «Да я все раздумываю о том о сем и вообще-то понимаю, что умер. Так вот, если я умер, тогда почему я вроде как из плоти и крови? Я-то думал, что стал привидением. А привидению полагается быть прозрачным, что струйка дыма».

Доктор рассмеялся: «Ох, сколько раз мне уже задавали этот вопрос! Ответ куда как прост. В своем земном облике ты, в основном, состоишь из того же вещества, что и все другие люди, и потому друг для друга вы непрозрачны. Но если бы кто-нибудь — да хоть я сам — явился из астрального мира на Землю, то в глазах земных обитателей я был бы или совсем невидимым, или прозрачным. Но здесь мы с тобой состоим из одного материала, поэтому друг для друга мы обычные люди из плоти и крови, и вполне реальны все окружающие нас предметы. И запомни хорошенько, что, когда ты попадаешь на высшие уровни, частота твоих вибраций становится все выше, так что явись к нам сейчас кто-нибудь, скажем, с пятого уровня, то мы бы его просто не увидели. Будучи созданным из более тонкого материала, он был бы недоступен нашему взору».

Не в силах постигнуть все сказанное, Молигрубер в полной растерянности крутил пальцами.

Доктор промолвил: «Ты, похоже, так ничего и не понял».

«Нет, — ответил Молигрубер, — ровным счетом ничего».

Доктор вздохнул: «Ну хоть о радио ты должен что-то знать — ведь радио тебе приходилось слушать. Ты же знаешь, что приемник, работающий только в диапазоне AM, не берет станций на FM, и наоборот. Вот тебе и ниточка в руки. FM — это высокие частоты, a AM — низкие. Точно так же можно сказать, что мы на нашем уровне находимся в высокочастотном диапазоне, а обитатели Земли — в низкочастотном. Теперь-то ты должен понять, что на небесах и Земле есть много такого, о чем ты понятия не имеешь, но теперь ты здесь, и тебе предстоит кое-что узнать».

Молигрубер вдруг живо припомнил, как ходил в воскресную школу — правда, всего раз или два, но что-то в памяти все же осталось. В конце концов он оставил в покое пальцы и поднял глаза на собеседника: «А это правда, док, что в раю самым что ни на есть праведникам отведены места в первом ряду?»

Доктор безудержно расхохотался: «Силы небесные, и приходит же людям в голову такая чушь. Да ничего подобного. О человеке судят не по тому, к какой он принадлежит религии, а по тому, что у него на душе. Творит ли он добро ради самого добра или ради того, чтобы ему это зачлось после смерти? Вот вопрос, на который надо уметь дать ответ. Покинув земной мир, люди поначалу видят и испытывают все то, что вписывается в их представления о загробной жизни. Скажем, если ревностный католик воспитан на образах ангельских чертогов, где звучит небесная музыка, и сонмы святых играют на арфах, то, расставшись с земной жизнью, он именно это и увидит. Но едва он осознает, что все это — не более чем декорации, словом, чистая видимость, ему тотчас открывается Подлинная Реальность, и чем скорее он ее увидит, тем лучше для него». Он помолчал, не сводя пристального взгляда с Молигрубера. «Вообще-то людям вроде тебя присуща одна замечательная черта — у них нет никаких ложных представлений о том, что они могут здесь увидеть. У многих людей твоего склада разум открыт, иными словами, их не назовешь ни верующими, ни неверующими, а это куда лучше, чем рабская приверженность какому-то одному религиозному учению».