мир и землю, можно переходить к сотворению рода людского. Об этом говорит второй фрагмент; он начинается с одного из самых странных сюрпризов: 'Еще не существовал ни круг Солнца, ни Луна не сотрясала поводьями своих коров с кривыми ногами; ночь была непрерывная, не уступая свету дня, - ночь, едва освещенная слабым блеском звезд.
С этой мыслью (по-видимому, с мыслью сотворить род людской) Гермес проделывал свой путь по туманному воздуху, но не один: его сопровождал его могущественный сын, Логос, украшенный парой быстрых крыльев, всегда правдивый, со святой силой убеждения в своих безгрешных устах, быстрый исполнитель чистых намерений своего отца. С ним Гермес спустился на землю (с ним он пробежал весь материк) в поисках приятного места, где он мог бы основать город (полный прекрасных вещей), который был бы достоин получить сияющий (род людской). (Но) он не устремил свои шаги к ледяной Арктике, (зная), что в этой части света пелена густого тумана (окутывает землю), что метели зимнего снега угнетают ее, что злотворный лед покрывает ее. Ни...' Здесь опять начинаются отрывки; однако мы догадываемся, что Гермес отверг и юг как неспособный принять человеческое семя по причине своей жары. Нет, сказал он себе, 'есть две части на свете', которые не могут мне послужить; но что же тогда остается? По всей видимости, земля, средняя между двумя. Какая? Мы устремляем наши взоры на безнадежные отрывки текста; в них мы находим слово, содержащее, быть может, ключ к загадке - слово 'огигие' (ogygie). Но какая земля обозначена этим словом? Посмотрим. II
Поскольку первую поэму, о войне Диоклетиана, можно датировать более или менее уверенно - приблизительно 300-м годом, Райценштайн решил принять ту же дату и для другой, космогонии. Но я считаю этот вывод преждевременным и хотел бы оставить возможность для доказательства более раннего происхождения идеи второй поэмы. Но это еще не все. Тщательный ее анализ приведет нас к обнаружению странных противоречий. Свет, распространившийся в материи, был такой, что Гермесу пришлось закрыть глаза, но немного далее говорится, что ни солнце, ни луна еще не были созданы, везде царила ночь. Гермес сотворил семь сфер, доверив каждую из них звезде, но солнце и луна составляют часть этой планетарной группы, и опять же они еще не существовали. В итоге, нужно определить три вещи: 1) дату написания папируса; 2) время создания поэмы; 3) эпоху qngd`mh первоначальной доктрины новой космогонии, искаженной более поздними вставками. Что папирус, написанный в Египте, принадлежит к эпохе после 300 г. - в это я могу поверить; но это никак не решает вопрос о времени написания космогонической поэмы. М. Биде (М. Bidez, Revue phylologique, XXVII, 1908, с. 81) верит, что поэму можно приписать Сотерихосу, современнику Диоклетиана, но я не думаю, что эта гипотеза достаточно обоснованна. Только анализ поэмы может позволить нам точно датировать ее. Наиболее поздний элемент, который мы в ней находим, - это идея, что Зевс является отцом Гермеса не через рождение, а через эманацию - если, однако, мы верно интерпретируем первую строфу первого фрагмента. Это приводит нас к чистому гностицизму или, если угодно, к чистому неоплатонизму, и в обоих случаях - в III век нашей эры. Вероятно, это дата написания поэмы, я с этим не спорю.
Не нужно говорить о том, что для первоначальной доктрины нужно отвлечься от этого позднего элемента и восстановить Майю в ее правах супруги Зевса и матери Гермеса. В остальном не будем забегать вперед. Этот Гермес представлен в нашей космогонии как творец мира; какая из многочисленных греческих провинций чтит его настолько, что могла бы отвести ему подобную роль? Ответ не подлежит сомнению: это Аркадия. Но рассуждения Райценштайна о родине космогонии предопределены заранее предпочтенной идеей: она должна быть египетской. В этом случае Гермес был бы измененным египетским Тотом. Пока что это не является невозможным; подождем. Человек, который берет слово в поэме, называет его 'молодой Гермес, мой предок' (neos emos patroios Hermes), что вовсе не кажется ясным; во всяком случае тот, кто говорит, является потомком Гермеса. Если мы примем гипотезу Райценштайна, то это будет пророк Гермес Триждывеличайший, правнук Гермеса-Тота; если мы останемся на аркадийской почве, мы сможем привести в нашу пользу стих Эсхила – к сожалению, единственный сохранившийся стих из трагедии 'Psychagogoi': 'Гермеса родоначальника чтим мы, живущее у озера племя'.
Herman men progonon tiomen genos hoi peri limnan.