Неизвестен

Золотая ветвь (Часть 3)

сами нуждались в оплодотво-ггнии. Евнухами были и жрецы великой Артемиды Эфесской, и жрецы великой сирийской богини Астарты из города Иера-полиса. Святилище Астарты, посещаемое толпами паломников, разбогатевшее на подарках, притекавших из Ассирии, Вавилонии, Аравии и Финикии, во время наивысшего расцвета было самым популярным на Востоке. Оскопленные же жрецы сирийской богини были так похожи на жрецов Кибелы, что некоторые их путали. Аналогичной была и церемония их посвящения в жреческий сан.

Величайший праздник года в Иераполисе приходился на начало весны, когда к святилищу из Сирии и окрестных районов стягивались огромные толпы людей. Под звуки флейт, барабанный бой и крики евнухов-жрецов, наносивших себе раны ножами, религиозный экстаз, как океанский вал, перекидывался на толпу зрителей, и многие из них совершали такие поступки, каких и не предполагали, когда отправлялись на праздник. Один за другим они сбрасывали с себя одежды и с сердцем, бешено бьющимся от музыки, с блуждающим от зрелища льющейся крови взором выпрыгивали из толпы, хватали приготовленные специально для этой цели мечи и при всех оскопляли себя. Новопосвященный пробегал через весь город, держа в руке окровавленный кусок мяса, а потом запускал им в один из домов. Жители дома, удостоившегося такой чести, должны были дать евнуху женское платье и украшения, которые тот носил до конца жизни. После того как религиозный экстаз спадал и человек приходил в себя, он, должно быть, всю жизнь глубоко раскаивался в своем поступке и горько оплакивал невозвратимую утрату. Возмущение человеческой природы после припадка религиозного неистовства с особой силой описал Катулл в своем знаменитом стихотворении. Пример сирийских изуверов свидетельствует в пользу того, что принесение в жертву мужской силы в сходном культе Ки-белы совершалось в Кровавый день на весеннем празднестве богини, когда среди сосен зацветали фиалки, по преданию, вырастающие из алых капелек крови раненого возлюбленного богини. Рассказ же о том, как Аттис оскопил себя под сосной, придумали явно для объяснения того, почему на празднике у священного дерева, украшенного венками из фиалок, аналогичным образом поступали жрецы. Во всяком случае, не вызывает сомнения то, что Кровавый день знаменовался трауром по Аттису, которого на празднике олицетворяла статуэтка. По окончании обряда ее зарывали. Не исключено, что погребенное изображение идентично фигурке, которую подвешивали на дерево. В течение всего периода траура по Аттису верующие воздерживались от употребления хлеба на том якобы основании, что так поступила Кибела, опечаленная смертью Аттиса. Действительная же причина была, вероятно, той же, которая побуждала женщин Харрана во время плача по Таммузу воздерживаться от употребления продуктов, перемолотых на мельнице. Прикоснуться к хлебу или муке в такое время значило осквернить израненное тело бога. Не исключено также, что пост служил подготовкой к священной трапезе.

Однако с наступлением ночи скорбь верующих сменялась взрывом ликования. Во тьме неожиданно вспыхивал свет, могила отверзалась, и бог восставал из мертвых. Помазав губы скорбящих миррой, жрец тихо шептал им на ухо благую весть. Участники культа Аттиса шумно приветствовали воскресение бога как залог того, что и сами они одержат победу над могильным тлением. На следующий день, 25 марта (этот день считался днем весеннего равноденствия), в честь воскресения бога верующие предавались приступу необузданного веселья. В Риме (а возможно, и в других местах) этот праздник принял форму карнавала. Назывался он Праздником радости (Hilazia). В этот день дозволялось все. Всякий мог поступать и выражаться как ему заблагорассудится. Люди разгуливали по улицам города в масках. Самый последний из римлян мог безнаказанно присвоить себе самый высокий и священный сан.