собрания могут становиться
бессознательными и повиноваться внушениям, наиболее противоречащим их интересам.
Великой жертвой для дворянства было отречение от своих привилегий, между тем,
оно, не колеблясь, принесло эту жертву в знаменитую ночь учредительного
собрания. Отречение от своей личной неприкосновенности создало для членов
Конвента постоянную угрозу смерти; между тем, они решились на это и не побоялись
взаимно истреблять друг друга, прекрасно зная, однако, что завтра они сами могут
попасть на тот самый эшафот, на который сегодня отправили своих коллег. Но они
дошли уже до степени полного автоматизма, механизм которого я уже раньше описал,
и потому никакие соображения не могли помешать им повиноваться внушениям,
гипнотизирующим их. Очень типична в этом отношении следующая фраза из мемуаров
одного из членов Конвента, Билльо Варенна: Всего чаще мы и сами не желали,
двумя днями или одним днем раньше, принимать тех решений, которые теперь нам
ставят в упрек, - говорит он, - но эти решения порождал кризис. Ничего не может
быть справедливее!
Такое проявление бессознательности можно наблюдать во время всех бурных
заседаний Конвента.
Они одобряют и предписывают, - говорит Тэн, - то, к чему сами питают
отвращение, - не только глупости и безумия, но и преступления, убийства
невинных, убийства своих же друзей. Единогласно и при громе самых бурных
аплодисментов левая, соединившись с правой, посылает на эшафот Дантона, своего
естественного главу, великого организатора и руководителя революции. Единогласно
и также под шум аплодисментов правая, соединившись с левой, вотирует наихудшие
декреты революционного правительства. Единогласно и при восторженных криках
энтузиазма и заявлениях горячего сочувствия Коло д'Эр-буа, Кутону, Робеспьеру
Конвент, при помощи произвольных и множественных избраний удерживает на своем
месте человекоубийственное правительство, которое ненавидится одними за свои
убийства и другими - за то, что оно стремится к их истреблению. Равнина и Гора,
большинство и меньшинство, кончили тем, что согласились вместе содействовать
своему собственному самоубийству. (Имеется в виду большинство в Конвенте,
получившее название болото .) Двадцать второго прериаля Конвент в полном
составе подставил свою шею и восьмого термидора, тотчас же после речи
Робеспьера, он опять подставил ее . (22 прериаля 1 года по республиканскому
календарю (нач. июня 1793 г.) были арестованы и на следующий день казнены 29
депутатов-жирондистов; позже арестованы и казнены Дантон и атеисты ; 8
термидора II года арестован Робеспьер со своими сторонниками; 9 термидора (27
июля 1794 г.) они были казнены.)
Картина эта, пожалуй, может показаться слишком уж мрачной, но тем не менее, она
верна. Парламентские собрания, достаточно возбужденные и загипнотизированные,
обнаруживают точно такие же черты; они становятся похожими на непостоянное
стадо, повинующееся всем импульсам. Следующее описание собрания 1848 года,
сделанное Спюллером, парламентским деятелем, демократические убеждения которого
несомненны, заимствовано мною из Revue Littйraire как очень типичное. Оно
изображает все преувеличенные чувства, свойственные толпе, и ту чрезмерную
изменчивость, которая дозволяет толпе в несколько мгновений пройти всю шкалу
самых противоречивых чувствований.
Раздоры, подозрения, зависть и попеременно - слепое доверие и безграничные
надежды довели до падения республиканскую партию. Ее наивность и простосердечие
равнялись только ее всеобщей подозрительности. Никакого чувства законности,
никакого понятия о дисциплине; только страхи и иллюзии, не ведающие границ, - в
этом отношении крестьянин и ребенок имеют много сходства между собою.
Спокойствие их может соперничать только с их нетерпением, и свирепость их
равняется их кротости. Это - свойство еще не вполне образованного темперамента и
результат отсутствия воспитания. Ничто их не удивляет, но все приводит в
замешательство. Дрожащие, боязливые и в то же время бесстрашные и героические,
они бросаются в огонь и отступают перед тенью.
Им неизвестны следствия и отношения вещей. Столь же быстро приходя в уныние, как
и в состояние возбуждения, склонные к панике, они всегда хватают или слишком
высоко, или слишком низко и не придерживаются никогда должной меры и степени.
Более подвижные, нежели вода, они отражают в себе все цвета и принимают все
формы. Какую же основу для правительства могли бы они составить? .
К счастью, необходимы