мы вступили, надо
покориться необходимости жить изо дня в день и не заботиться о будущем, которое
от нас ускользает.
Вторая из этих опасностей, представляемых парламентскими собраниями, вынужденное
ограничение индивидуальной свободы, хотя и не так бросается в глаза, но тем не
менее, вполне реальна. Она является результатом бесчисленных и всегда
ограничительных законов, вотируемых парламентами, считающими себя обязанными так
поступать и не замечающими последствий этого из-за своей односторонности.
Очевидно, эта опасность действительно неизбежна, если даже Англия,
представляющая, конечно, самый совершенный тип парламентского режима (такого, в
котором представитель более независим от своего избирателя, чем где бы то ни
было), не могла избавиться от этой опасности. Герберт Спенсер в одном из своих
прежних трудов указал, что увеличение кажущейся свободы должно сопровождаться
уменьшением истинной свободы. Возвращаясь к этому в своей новой книге Индивид и
государство , Спенсер выражается следующим образом об английском парламенте:
С этого времени законодательство пошло по тому пути, который я указал.
Диктаторские меры, быстро увеличиваясь, постоянно стремились к тому, чтобы
ограничить личную свободу, и притом двумя способами: ежегодно издавалось
множество постановлений, налагающих стеснения на граждан там, где их действия
прежде были совершенно свободны, и вынуждающих их совершать такие действия,
которые они могли прежде совершать или не совершать по желанию. В то же время
общественные повинности, все более и более тяжелые, особенно имеющие местный
характер, ограничили еще более свободу граждан, сократив ту часть их прибыли,
которую они могут тратить по своему усмотрению, и увеличив ту часть, которая от
них отнимается, для нужд общественных деятелей .
Это прогрессивное ограничение свободы выражается во всех странах в следующей
особой форме, на которую, однако, Герберт Спенсер не указывает. Введение целой
серии бесчисленных мероприятий, имеющих обыкновенно ограничительный характер,
необходимым образом ведет к увеличению числа чиновников, обязанных приводить их
в исполнение, и усилению их власти и влияния; эти чиновники, следовательно,
прогрессивно стремятся к тому, чтобы сделаться настоящими властелинами в
цивилизованных странах. Власть их тем более велика, что постоянные перемены
правления нисколько не влияют на их положение, так как административная каста -
единственная, ускользающая от этих перемен и обладающая безответственностью,
безличностью и беспрерывностью. Из всех же видов деспотизма самый тяжелый именно
тот, который представляется в такой троякой форме.
Постоянное изобретение таких ограничительных законов и постановлений, окружающих
самыми византийскими формальностями все малейшие акты жизни, роковым образом
ведет к сужению все в большей и большей степени сферы, в которой граждане могут
двигаться свободно. Жертвы иллюзии, заставляющей их думать, что умножая законы,
они лучше обеспечат равенство и свободу, народы ежедневно налагают на себя самые
тяжелые оковы.
Но это не проходит для них даром. Привыкнув переносить всякое иго, народы сами
ищут его и доходят до потери всякой самостоятельности и энергии. Они становятся
тогда пустой тенью, пассивными автоматами, без воли, без сопротивляемости и без
силы. Тогда-то человек бывает вынужден искать на стороне те пружины, которых ему
не хватает. Благодаря возрастающей индифферентности и бессилию граждан, роль
правительств непременно должна еще больше увеличиться. Правительства должны
поневоле обладать духом инициативы, предприимчивости и руководительства, так как
все это отсутствует у частных лиц; они должны все предпринимать, всем
руководить, всему покровительствовать. Государство в конце концов становится
всемогущим провидением. Опыт учит, однако, что власть таких богов никогда не
бывает ни слишком прочной, ни слишком сильной.
Такое прогрессивное ограничение всякой свободы у некоторых народов, - несмотря
на внешние вольности, порождающие лишь иллюзию свободы - по-видимому, является
последствием не только какого-нибудь режима, но и старости этих народов; оно
представляет один из симптомов, предшествующих фазе упадка, которую не могла
избежать до сих пор еще ни одна цивилизация.
Если судить по наставлениям прошлого и симптомам, шляющимся со всех сторон, то
большинство наших современных цивилизаций уже достигло этой фазы крайней
старости, которая предшествует упадку. По-видимому, такие