А.Т. Барсер

Письма Махатм (Часть 4)

сейчас скажу, т.е. кто был (или мог быть, но не был, ибо она пришла слишком поздно) моим невинным доносчиком о Мохини. Вы вольны это проверить в любой день, но я бы не хотел, чтобы эта превосходная женщина почувствовала себя расстроенной и несчастной из-за меня. Это была мадам Гебхард, которой я обещал посетить ее субъективно. Я увидел ее в одно утро, когда она сходила по лестнице, пока я был занят с Мохини, делая его непроницаемым. Она услышала, как стучали его зубы, так как он тоже спускался с верхнего этажа. Она знала, что он все еще живет в своей маленькой комнате без камина после того как Олькотт уехал, хотя его легко можно было поместить в другой комнате. Она остановилась, чтобы подождать его, а я заглянул внутрь ее и услышал, как она мысленно произнесла: Ладно, ладно... Если бы только Учитель это знал... - и затем, остановившись, она спросила его, нет ли у него еще какой-нибудь теплой одежды, и добавила еще подобные ласковые слова. Его Учитель знал и уже поправил зло и, зная, что это не преднамеренное зло, никакого недружелюбия не питал, ибо слишком хорошо знал европейцев, чтобы не ожидать от них больше, чем они могут дать. Также это не единственный упрек, адресованный вам в сердце мадам Гебхард, также как и в умах нескольких других ваших друзей; и это только правильно, что вам нужно это знать, помня, что они, подобно вам самому, судят почти обо всем по внешности.

Я больше ничего не скажу. Но если бы вы захотели еще раз взглянуть на Карму, то задумайтесь над этим и помните, что она действует наиболее неожиданным образом. А теперь задайте самому себе вопрос, насколько оправданы ваши подозрения в отношении Олькотта, который ничего не знал об этих обстоятельствах, и в отношении Е.П.Б., которая была в Париже и знала еще меньше. Тем не менее подозрение выродилось в убеждение и облеклось в форму писанных упреков и очень некрасивых выражений, которые с начала до конца были незаслужены. Несмотря на все это, вы горько жаловались вчера мисс А. на ответ вам Е.П.Б., который принимая во внимание собственные обстоятельства и ее собственный темперамент, был удивительно незлоблив, если его сопоставить с вашим письмом к ней. Также я не могу одобрить вашего отношения к Олькотту - если вы нуждаетесь в моем мнении и совете. Если бы вы были на его месте и были виновны, навряд ли вы разрешили бы ему обвинить вас в таких выражениях, как фальсификация, клевета, ложь и наиболее идиотическая неспособность к работе. И Олькотт совершенно не виновен в таких грехах! Что касается его работы, то разрешите нам это лучше знать. Что нам нужно, это хорошие результаты, и вы обнаружите, что они у нас имеются.

Истинно, подозрение опрокидывает, что доверие строит! И если, с одной стороны, у вас имеются некоторые причины цитировать нам Бэкона и сказать, что нет ничего, что заставило бы человека больше подозревать, чем малое знание , то с другой стороны, вам следовало бы помнить, что наше знание и наука не могут постигаться чисто бэконовскими методами. Будь что будет, нам не разрешается предлагать нашу науку в качестве средства от подозрительности или для ее лечения. Надо самим это заработать, и тот, кто не найдет нашей истины в своей душе, внутри самого себя, тот имеет мало шансов на успех в оккультизме. Несомненно, не подозрение поразит положение, ибо оно есть ...тяжелый доспех, который собственным весом больше мешает, чем защищает .

На этом последнем замечании, я полагаю, мы оставим эту тему навсегда.

Вы навлекли страдания на самого себя, на вашу жену и многих других,

что было совершенно бесполезно и могло быть избегнуто, если бы вы

только воздержались сами от создания большинства их причин. Все то,

что мисс Арендаль вам сказала, было правильно и хорошо сказано. Вы сами разрушаете то, что с таким трудом воздвигали. Но затем, эта странная идея, что мы сами не в состоянии видеть и что нашим единственным источником данных является лишь то, что мы читаем в умах наших учеников и, следовательно, мы не являемся теми могущественными существами, какими вы нас себе представляли, эта мысль, кажется, с каждым днем все больше вас преследует. Хьюм начинал таким же образом. Я бы с радостью помог вам и защитил бы вас от его судьбы, но если вы сами не стряхнете с себя этого страшного влияния, под которым вы находитесь, я очень мало могу сделать.