Анни Безант

Письма учителей мудрости 2

или заставить ощутить страх. Я был совершенно спокоен. Хотя я пролежал, проснувшись и устремив взгляд в темноту, в течение двух часов и даже осторожно и медленно шагал по комнате, стараясь не производить ни малейшего шума, чтобы проверить, смогу ли я, в случае необходимости убежать обратно в лес тем же путем, каким я вошел в хижину, - но, я повторяю, ни боязнь, ни другое подобное чувство не закрадывалось в моем сердце. Я снова настроился продолжить свой прерванный отдых. После глубокого сна, не потревоженного ни одним сновидением, я проснулся и увидел, что уже рассветало. Торопливо натянув свои башмаки, я осторожно вышел из хижины через то же самое окошко. Я слышал храпение владельцев хижины в другой комнате. Но я не терял времени, продвигаясь вперед по тропинке к Сиккиму (городу) с неослабевающим рвением. В потаеннейших глубинах моего сердца я приносил благодарность моему любимому

Гуру за ту защиту, которую он простер надо мной в течение ночи. Что помешало обитателям хижины войти во вторую комнату? Что поддерживало во мне спокойствие и ясный дух, словно я находился в комнате своего собственного дома? Что дало мне возможность заснуть таким глубоким сном в условиях, когда меня со всех сторон обступал необъятный лес, полный диких зверей и сборища убийц, - говорят, что большинство сиккимцев живут разбоем, - в смежной комнате, отделенной от меня плохонькой дверью, которую легко было открыть?

Когда совсем рассвело, я продолжал свой путь по холмам и долинам. Верхом или пешком - это путешествие ни для кого не могло быть приятным, я думаю, если бы он не был поглощен своей единственной мыслью, как я, - я был совсем бесчувственен ко всему, что касалось моего тела. Уже до этого я развил в себе способность мысленного сосредоточения до такой степени, что во многих случаях я доходил до состояния совершенного беспамятства по отношению ко всему, что меня окружало, когда мой ум был занят единственной целью моей жизни, как многие из моих друзей могут это засвидетельствовать, но никогда это не было до такой степени, как в этом случае.

Было, я полагаю, где-то около восьми - девяти часов утра, я следовал по дороге в город Сикким, откуда, как меня уверяли попадающиеся на пути люди, я в своем странническом одеянии легко мог пересечь границу Тибета, как вдруг увидел скачущего во весь опор одинокого всадника по направлению ко мне с противоположной стороны. По

Его высокому росту и искусству, с каким Он управлял лошадью, я решил, что это какой-то военный, офицер Сиккимского Раджи. 'Ну, теперь я пойман!' - подумал я. Он спросит у меня пропуск и по какому делу я прибыл на территорию независимого Сиккима, и, возможно, арестует меня или отошлет обратно, если не хуже. Но - по мере того как Он приближался, Он стал натягивать поводья. Я взглянул и узнал Его сразу..... Я находился в высочайшем присутствии Его, того же самого Махатмы, моего досточтимого Гуру, Которого я до этого видел в Его астральном теле на балконе Главной Штаб-квартиры Теософического Общества! Это был Он, 'Гималайский БРАТ' навсегда памятной прошлогодней декабрьской ночи. Он, Кто был так добр, что уронил для меня письмо в ответ на мое письмо, переданное только час тому назад или около того в запечатанном конверте Мадам Блаватской - с Которой я в течение этого промежутка времени не спускал глаз! В одно мгновение я распростерся у Его ног. По Его велению я поднялся и, вглядываясь в Его лицо, забылся совершенно, созерцая лик, так хорошо знакомый мне, так как я видел Его портрет (находящийся у Полковника Олькотта) бесчисленное количество раз. Я не знал, что сказать: радость и уважение связали мой язык. Величие Его лица, которое казалось мне #олицетворением# мощи и мысли, удерживало меня в состоянии восторга и благоговения. Наконец-то, я стоял лицом к лицу с 'Махатмой Гимавата' и Он не был ни мифом,