Основными категориями становятся пронзенность (любимое словечко
испанского мистика Иоанна Креста), осененность, парадоксальность!
В институциональных православно-католических терминах лжеучительство понимают
как ложное, искаженное преподнесение истины. В мистическом смысле — лжеучителем
становится тот, кто учит о Христе, не зная Христа.
“Сколько учителей веры, и среди них ни одного ученика!” — говорит Господь,
озирая христианский мир.
Бренный ум ученика — и божество Учителя... Непреодолимый парадокс!
Всегда-ученичество, хождение перед открытым небом — условие учительства, залог
того, что передастся свет и тайна откровения, неповрежденная человеческими,
похотными, страстными приражениями, предвзятыми стереотипами и нормами.
“Ученик не выше учителя” (Мф.10:24). Конечно же, не очевидность в устах
божественного Мастера, а абсолютный дзен. Спаситель исповедует Себя учеником
Отца — поскольку учитель живет в ученике.
Кто учит о Христе, рискует стать учителем Христа, тогда как место его среди
учеников Христа.
Есть два типа учителей: фарисейские (“мы — Моисеевы ученики” (Ин.9:28), школьная
схоластика) и мистические (учителя святости). Став мистическим учителем, ученик
остается учеником. Тех же, кто действие Святого Духа-Учителя заменяет привычными
схемами, Господь называет лжеучителями: лжеучительство мнимо знающих, блестяще
образованных, дипломированных священников-раввинов, уполномоченно кричавших у
Голгофы: “Сойди с Креста, если Ты Бог!..”
Как боятся и хотят стать Его учениками фарисеи! (“Или вы тоже хотите стать Его
учениками?” (Ин.9:27) — бросает им прозревший слепорожденный в ответ на
восстание против Спасителя) Сколько и сегодня степенных, “правильных”,
закрывающих небо лжеучителей — и как мало истинных учеников небесного Учителя:
осененных свыше!
Необходимы новые мистические школы, смело отступающие от того, что работало в
прошлом. О Брачной Вечере и атмофере вышней любви (христианство III тысячелетия)
ничего нельзя сказать умом, но — приобщиться сердечным вострепетанием, путем
догадки, озарения, прозрения, предузнавания, сличения... Таково богомыслие в
отличие от богословия: воспринимать Христа, каков Он есть — живым, слыша Его
голос и представляя Лик.
...Вначале вспышка, а затем несение света и огня в духовном сердце; бытие тайны
и ее запечатление, сложение во внутреннем ковчеге, проявление и торжество.
За, казалось бы, очевидным стихом евангелиста Иоанна о любви друг к другу
(1Ин.3:18, — что может быть более заезженным сегодня, чем тема любви?)
скрывается озаренный христианский дзен, сверхсознательная вспышка. Должно
вчитаться, вчувствоваться в стих. Любовь, к которой призывает апостол, не есть
человеческое, но Его любовь, должная действовать в нас! И за семью пыльными
слоями реставрационного, воспоминательного богословия вступает в действие
святоотеческое богомыслие — как осенение, иллюминативный взрыв, озарение Святого
Духа, как луч света, ударивший в сверхсознание!
Кто в силах описать, измерить, воспринять Его любовь? Став учеником любви и
света, остаешься им навеки, хотя б и был окружен сонмом озаренных последователей
и толкователей.
Каждый стих необходимо поместить в богомысленную плоскость светоносной скинии,
увидеть его неизъяснимую, парадоксальную двойственность и усвоить ее вне
аналитической мертвечины, вне разложения на умные составляющие.
Дорогой Господь был великий и непревзойденный Мастер дзена. Его поведение
абсолютно неизъяснимо. У распутной самарянки, пришедшей к древнему колодцу,
просит Он воды (Ин.4:1-42) и тут же учит об источнике воды живой, которой Он
обладает. Заповеди дает абсолютно дзеновские: нищета духа, печаление, слезы о
грехах, иметь око проводником света — светильничим (Мф.6:22). Даже Его крестная
кончина — подвенечный, Брачный, наисовершенный дзен.
Пресвятая Дева — Мастерица дзена. На руках Ее оказывается как бы упавший с неба
и сошедший в Ее лоно Богомладенец — и уже в первые часы по Рождестве Она готова
преподнести Его на руки первым посетителям: пастухам и волхвам, вверяет Его на
руки старца Симеона Богоприимца в храме. Дзеновский язык!
Богословие исторически исчерпало себя. И “РРР” (русский религиозный ренесанс)
может быть рассмотрен как попытка внести элементы иллюминативного озаренческого
дзена в понимание Христовых тайн. Бердяев с презрением относился к школьному
богословию.
Каждый евангельский эпизод — абсолютный дзен. Гефсиманское борение. Зачем
Господу было просить учеников