Архиепископ Иоанн

Христианство - дзен

не благодаря,

а ВОПРЕКИ монашеской лжебратии. И хотя били их и лупили, приговаривали и казнили

— святыми стали. Подражать им абсолютно невозможно. Если старца Гавриила

Зырянова, схиархимандрита Седмиезерной пустыни, оптинская лжебратия едва ли не

живым в котле варила и трижды к смерти приговорила — что говорить о современном

монастыре, где большей частью укрываются “голубые”, жертвы мафии,

проворовавшиеся комерсанты да оголтелые коммунисты...

Автор его жития — “дядя Коля”, епископ Варнава (Беляев)1, пишущий схимонашек,

“бесноватенький” — по приговору красной патриархии (и тем самым спасшийся от

фарисейского ГУЛАГа): знаток шести языков и блистательный преподаватель

синодальной семинарии. Укрылся от красных, и где-то на сырой пригородной террасе

пишет трактат об истинном пути святости или живописует автопортрет: не в рясе

института Сергия Страгородского, а в рыбачьей тужурке с растерянным под

совковскими грубыми очками взглядом, плывущий в лодке. Это его путь. Царство ему

небесное!

Ах, сколько у тебя, святый отче, воспитанников! Прост и непрост путь: рясофор,

клобук, да четки в руки, да плач в сердце... Ах, как неодносложно! А если

Господь отнимет и то, и другое, и третье, как у “дяди Коли”, что в одежде

богемского писателя (какого-нибудь Леонида Андреева), сидит на пригородной даче

и, глядя вдаль, строчит тебе трактат о православной святости V века до Рождества

Христова — бывший иеромонах Варнава (Беляев), бывший выпускник Московской

Духовной Академии...

Если и стал святым старчик Гавриил Зырянов, то не потому, что в скорби читал

семнадцатую кафизму из псалтири, а в наваждении — канон Богородице (и усиленно

советует их в своих рецептах начинающим святым), — выбор Божий пал, посох

ангельский коснулся. Есть Бог! — и однажды коснется каждого.

Надо терпеть, идти и ждать. И при том по-детски верить окружающим порой больше,

чем священникам и не терять надежды. Дьявол, когда ум помрачает, отнимает мысль,

что Отец небесный (первая Ипостась Троицы, в которую мы, христиане, верим) был

Творцом всего рода адамова, в том числе, и моей ничтожнейшей и маленькой души. И

Сыну препоручил попечение о душах, чтоб не погубил ни одну, но привел их ко

спасению. А если так — то не оставит, хотя б и в канализационном рве и волчьей

яме, и под забором брошенного всеми. Хотя б и попустил брань непосильную и

дьявольские наваждения — язык Его любви и очищение во спасение.

“Возлюбленный, прими меня, каков я есть на одре немощи, связанного по рукам и

ногам, переломанного, свернутого, окрыленного, летающего и трепещущего. Прими

меня в Свои объятия Отчие и запечатли знаком Своего присутствия, любви и

попечения в скорбях”. Больше ничего не нужно.

Пошли путем юродства. И клобук, и ряса, и псалтирь — хорошо... Да смирительная

рубаха лучше, и в каземате блаженнее, чем в монастыре! И красная пуля — если

поведет в Царствие, сладка, как прощальный поцелуй Господа в уста.

Примечание:

1) Еп.Варнава (Беляев) “Тернистым путем к небу” (жизнеописание старца Гавриила

Седмиезерной пустыни).

23.07.97

Стон любви, или абсолютная дзеновская высота истинного христианства

“Кто отлучит нас от любви Божией?” (Рим.8:28).

На стол к невесте упала свыше любовная записка на непонятном языке: Скорбь,

теснота, гонения, голод, нагота, опасность, меч... “Любящим все содействует ко

благу...” (см.Рим.8:35,28). Чистый дзен!

Не опошляйте христианство! Истина — абсолютный парадокс, трение двух рутинных

начал, одно о другое. Жених — Христос, а невеста — узница во плоти. Как им

сочетаться? Пресвятая Дева великая Мастерица дзена и апостол Павел — мастер.

Язык Павла превосходит и платоновские тайны (видение Бога, как анамнесис), и

архитипическую память Карла Юнга (воспоминание мировой истории), и

косно-типическую память — школьного учителя закона Божия. Интеллектуальная ладья

апостола блестяще минует рифы школьного богословия. От его печатей сияет свет.

Дзеновские категории неопределимые, несводимые...

Жених пред-узнал тебя (Рим.8:29), узнал среди тысяч кандидатов в невесты.

Почему? Бог весть. Святость — парадокс, непредсказуемость и предузнанность от

века. Оставьте тысячи поклонов за ночь и рутинные пути, чтобы не опошлять

величия подвига в пустыне! Жених сличил и различил в мутных рассветах

бессознательного души. Что различил и узнал Он в тебе, немощная дева? —

Способность к любви, готовность нести крест. Жених облек тебя в стон томления и