большой успех на всем Западе, потому, вероятно, что он
казался более соответствующим идеальному представлению о высшей
божественности.
Собор в Никее осудил арианство в 325 г., и, однако, Константин, особенно на склоне
своих дней, не скрывал своих симпатий к этой еретической доктрине. Так же было и
с его сыном Констанцием, инициатором многочисленных соборов, результатом
которых было изгнание для многих вождей православной Церкви. В 360 г. арианство
было близко к тому, чтобы окончательно сместить римское христианство, прежде
чем быть снова осужденным официально в 381 г. Однако, влияние его не
прекращало распространяться, и когда в V в. Меровинги пришли к власти,
епископства христианского мира были либо вакантными, либо арианскими.
Готы, язычники, обращенные в арианство в IV в., считали себя его самыми ярыми
сторонниками; свевы, аланы, лангобарды, вандалы, бургунды и остготы тоже были
арианами, как, впрочем, и вестготы, которые в 480 г. разграбили Рим и разрушили
все христианские храмы. Если накануне пришествия Хлодвига первые Меровинги
были готовы принять какую-нибудь религию, то это, конечно, было христианство
Ария, которое исповедовали их ближайшие соседи - вестготы и бургунды.
Впоследствии христианство стало полновластным хозяином в Испании, в Пиренеях
и на юге Галлии, где нашла себе убежище семья Иисуса. Следовательно, вполне
уместно думать, что благодаря законам вестготов-ариан, ей нечего было бояться
никаких преследований, и что она, наоборот, смогла бы породниться с местной
знатью, прежде чем слиться с франками, чтобы породить Меровингов. Этому,
впрочем, существует доказательство-некоторые семитские имена в вестготской
королевской семье, например, Бера, отец второй жены Дагоберта II, имя, которое
много раз возвращается в
276
вестготско-меровингскую генеалогию, пошедшую от Дагоберта II и Сигиберта IV. Со
своей стороны, Церковь также считала, что сын Дагоберта был обращен в
арианство2,-гипотеза вполне правдоподобная, ибо, несмотря на пакт, подписанный
Римом и Хлодвигом, все Меровинги благосклонно относились к этой религии, а
Хильперик, между прочим, никогда не пытался скрыть своего к ней отношения.
Если арианство не было враждебно иудаизму, то оно не было враждебно и исламу,
который в VII в. пронесся словно метеор по небу религий. Как для первого, так и для
второго, Иисус, упоминаемый в Коране более тридцати раз, был ни кем иным, как
пророком, таким же, как Магомет, глашатай и посланник высшего Бога, но
совершенно человеческое существо. Наконец, как Василид и Мани, Коран открыто
заявляет, что Иисус не умер на кресте: ... Они не убили его и не распяли, но на их
глазах его заменили двойником3 . И некоторые мусульманские комментаторы
исламского текста добавляют, что Симон из Сирены занял его место на кресте;
другие упоминают событие, пережитое Иисусом, который присутствовал в качестве
зрителя при распятии другого, спрятавшись за выступом стены,- версия,
совпадающая с той, что изложена в рукописях Наг Хаммади.
Иудаизм и Меровинги.
Не нужно уточнять, с какой силой и с каким убеждением, будь то ценой кровавых
расправ, все вышеназванные ереси ^утверждали человеческую и смертную природу
личности Иисуса. Но ни те, ни другие никогда не были в состоянии формально
доказать свои утверждения. Кроме намеков, встречающихся в рукописях Наг
Хаммади, ничто в действительности не могло в бесспорной манере показать
возможность наличия прямого потомства Иисуса. Конечно, можно было бы, и не без
причины, предположить также, что некоторые очень древние документы, архивы
или генеалогии систематически уничтожались в ходе многочисленных расправ,
учиняемых над теми, кто пренебрегал авторитетом Рима; даже насилие и ярость
Церкви по отношению к ним, не подчеркивали ли они ее страх через посредство
подобных отклонений увидеть, что на свет выходят некие неудобные для нее
истины, прежде чем убедить и воссиять?..
Что касается нас, то у нас было все также не больше средств найти доказательство
существования прямой связи Иисуса в I в. и Меровингами в IV в.- время, когда они
появились ч Истории. Следовательно, нам надо было снова искать в самом зачатке
этой династии.
277
Но и тут, на первый взгляд, жатва не обещала быть обильной. Конечно, имело место
рождение легендарного Меровея, двойное происхождение которого, безусловно,
символизировало союз двух династий; но это заморское чудовище , эта рыба, была
ли она заключительным доказательством? Имеется