восхвалять этого бога как-либо иначе - ну, что ж, изволь, кстати и твоя икота прошла.
И Аристофан ответил:
- Да, прошла, но только после того, как я расчихался, и я даже удивляюсь, что пристойное поведение тела
достигается таким шумным и щекотным способом: ведь икота сразу прошла, стоило мне несколько раз
чихнуть.
- Ну что ты делаешь, дорогой, - возразил Аристофану Эриксимах, - ты острословишь перед началом речи, и
мне придется во время твоей речи следить, чтобы ты не зубоскалил, а ведь ты мог бы говорить без помех.
- Ты прав, Эриксимах, - отвечал со смехом Аристофан, - беру то, что сказал, обратно. Но следить за мной
тебе не придется, ибо не того боюсь я, что скажу что-нибудь смешное, - это было бы мне на руку и вполне в
духе моей Музы, - а того, что стану посмешищем.
- Так легко тебе от меня не отделаться, Аристофан, - сказал Эриксимах. - Нет, будь начеку и говори так,
словно тебе предстоит держать ответ за свои слова. А впрочем, я тебе, может быть, еще и дам поблажку.
Речь Аристофана: Эрот как стремление человека к изначальной целостности
- Конечно, Эриксимах, - начал Аристофан, - я намерен говорить не так, как ты и Павсаний. Мне кажется, что
люди совершенно не сознают истинной мощи любви, ибо, если бы они сознавали ее, они бы воздвигали ей
величайшие храмы и алтари и приносили величайшие жертвы, а меж тем ничего подобного не делается, хотя
все это следует делать в первую очередь. Ведь Эрот - самый человеколюбивый бог, он помогает людям и
врачует недуги, исцеление от которых было бы для рода человеческого величайшим счастьем. Итак, я
попытаюсь объяснить вам его мощь, а уж вы будете учителями другим.
Раньше, однако, мы должны кое-что узнать о человеческой природе и о том, что она претерпела. Когда-то
наша природа была не такой, как теперь, а совсем другой. Прежде всего, люди были трех полов, а не двух,
как ныне, - мужского и женского, ибо существовал еще третий пол, который соединял в себе признаки этих
обоих; сам он исчез, и от него сохранилось только имя, ставшее бранным,
- андрогины, и из него видно, что они сочетали в себе вид и наименование обоих полов - мужского и
женского. Кроме того, тело у всех было округлое, спина не отличалась от груди, рук было четыре, ног
столько же, сколько рук, и у каждого на круглой шее два лица, совершенно одинаковых; голова же у двух
этих лиц, глядевшие в противоположные стороны, была общая, ушей имелось две пары, срамных частей две,
а прочее можно представить себе по всему, что уже сказано. Передвигался такой человек либо прямо, во весь
рост, - так же как мы теперь, но любой из двух сторон вперед, либо, если торопился, шел колесом, занося
ноги вверх и перекатываясь на восьми конечностях, что позволяло ему быстро бежать вперед. А было этих
полов три, и таковы они были потому, что мужской искони происходит от Солнца, женский - от Земли, а
совмещавший оба этих - от Луны, поскольку и Луна совмещает оба начала. Что же касается шаровидности
этих существ и их кругового передвижения, то и тут сказывалось сходство с их прародителями. Страшные
своей силой и мощью, они питали великие замыслы и посягали даже на власть богов, и то, что Гомер говорит
об Эфиальте и Оте, относится к ним: это они пытались совершить восхождение на небо, чтобы напасть на
богов.
И вот Зевс и прочие боги стали совещаться, как поступить с ними, и не знали, как быть: убить их, поразив
род людской громом, как когда-то гигантов, - тогда боги лишатся почестей и приношений от людей; но и
мириться с таким бесчинством тоже нельзя было. Наконец Зевс, насилу кое-что придумав, говорит:
- Кажется, я нашел способ сохранить людей, и положить конец их буйству, уменьшив их силу. Я разрежу
каждого из них пополам, и тогда они, во-первых, станут слабее, а во-вторых, полезней для нас, потому что
число их увеличится. И ходить они будут прямо, на двух ногах. А если они и после этого не угомонятся и
начнут буйствовать, я, сказал он, рассеку их пополам снова, и они запрыгают у меня на одной ножке.
Сказав это, он стал разрезать людей пополам, как разрезают перед засолкой ягоды рябины или как режут
яйцо волоском. И каждому, кого он разрезал, Аполлон, по приказу Зевса, должен был повернуть в сторону
разреза лицо и половину шеи, чтобы, глядя на свое увечье, человек становился скромней, а все остальное
велено было залечить. И Аполлон поворачивал лица и, стянув отовсюду кожу, как стягивают мешок, к
одному месту, именуемому теперь животом, завязывал получавшееся посреди живота отверстие