с силой встряхнул беднягу, а потом проводил его за дверь храма. Наконец Гость-клирик завершил свое обращение. Дав пастве благословение, он повернулся и проделал по ступеням путь от кафедры вниз.
Когда органист стал играть свой заключительный гимн, снова послышалось шаркание и приглушенный топот ног. Несколько служителей двигались по боковым нефам храма, неся чаши для пожертвований и осуждающе покачивая головой в адрес тех, кто подал недостаточно. Скоро они образовали группу из четырех человек и прошествовали в центр нефа, чтобы передать сбор ожидавшему Пастору.
— Сбор: девятнадцать фунтов, три шиллинга, одиннадцать с половиной пенсов, один китайский таил, один французский франк и две пуговицы от брюк. Да, меня очень заботит судьба бедного парня, потерявшего две пуговицы. Будем надеяться, что он добрался домой без всяких приключений.
Пастор и его Гость шли по узкой тропинке между двумя рядами древних могильных камней со все удлиняющимися, вытянутыми к востоку тенями. Они безмолвно миновали узкий проход в каменной стене между церковным двором и двором Пастора. Пастор первым нарушил молчание:
— Показывал ли я вам мои клумбы с петуниями? — спросил он. — Они прекрасны — я сам ухаживал за ними. Мы не станем говорить о делах, но мне понравилась ваша служба.
— Кажется, говорить о том, что Господь умирает в душах людей, мое единственное призвание, — ответил Гость.
— Давайте осмотрим приусадебный участок, — предложил Пастор. — Я надеюсь уже получить некоторый урожай с подрезанных яблонь. Ваши проповеди были получены из того же Агентства, что и мои? Я только недавно начал делать это, — и, поверьте, я очень беспокоюсь.
— У вас, конечно же, здесь достаточно большой участок, — отозвался Гость. — Нет, на этот раз я не имел дела с Агентством, — они подвели меня дважды, и я не собираюсь рисковать в третий раз. А вы сами обрабатываете ваш сад?
— О! — начала жена Пастора, когда они пили ароматную вишневую настойку перед ужином. — Вы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО верите во Второе Пришествие, как говорили во время службы?
— Погоди, погоди, Маргарет! — вставил Пастор. — Это же один из важнейших вопросов. Ты точно так же, как и я, знаешь, что мы не можем ни проповедовать, ни говорить просто о том, во что верим — или не верим. Мы подписали Статьи, и мы должны проповедовать согласно Уставу Церкви и предписаниям Епископа нашей Епархии.
Жена Пастора вздохнула и произнесла:
— Если бы только мы знали правду. Если бы был хоть кто-нибудь, кто мог бы сказать нам, чего ждать, чему верить, на что надеяться.
— Скажите, — Гость обратился к Пастору, — какие удобрения, натуральные или химические, вы используете на ваших грядках?
* * * * *
Серый человек с бегающими глазами, с заискивающим выражением на лице украдкой двигался в направлении другого, с худым лицом, неудобно устроившегося на разломанной скамейке в парке.
— К'да здесь п'жрать дают, приятель? — спросил он хриплым голосом, явно волнуясь. — Мне надо п'скорее закинуть в себя что-нибудь, или я протяну ноги, да? Или для них нужно сначала горло подрать, с их чертовыми гимнами?
Худощавый человек повернулся и, осмотрев подошедшего с головы до ног, сладко зевнул. Не отрываясь от своего занятия — он тщательно чистил ногти сломанной зубочисткой, — вяло ответил:
— Старик, узнаю старый добрый Оксфордский выговор. Я — Старина Борсталиан, собственной персоной, Дом Фелсама. Так ты есть хочешь, а? И я, и я хочу... Часто! Но это не так уж просто; знаешь же, что Джоны заставляют нас за это работать. Гимны, молитвы, а потом камни таскать да дрова колоть. Тени к вечеру удлинились и, казалось, крались вдоль парка, создавая интимную обстановку для молодых пар, в задумчивости прогуливавшихся меж деревьев. Только что закрылись на ночь магазины, а в ярко освещенных витринах неподвижно застыли фигуры мужчин и женщин — манекенов, гротескных и нереальных, оставленных там, чтобы вечно демонстрировать одежду. В штабе Армии Спасения, находящемся прямо над дорогой, горели огни. Откуда-то издалека доносилось «Бум-бум-бум» басового барабана, в который колотили скорее с силой, чем с мастерством. Удары становились все громче и громче, а вскоре послышался звук марширующих ног.
Из-за угла показалась группа мужчин и женщин, одетых в темно-синюю форму. Мужчины были в фуражках, женщины в старинного фасона шляпах с полями. Сейчас к главной улице приближался оркестр, звуки которого уже давно неслись по улице, ярко освещенной фонарями. Трубач расправил хилую грудь и извлек могучий звук из своего корнета. Барабанщик с энтузиазмом колотил в свой басовый барабан,