Лобсанг Рампа

История Рампы (Часть 1)

Он приходит в себя, — произнес грубый голос. — Эй! ОЧНИСЬ! — рявкнул мне кто-то в ухо. Я сонно открыл изболевшиеся глаза. Какая-то русская женщина хмуро вглядывалась мне в лицо. Стоящая рядом с ней толстая докторша окинула равнодушным взглядом палату. Палату? Со мной в палате лежало еще человек сорок-пятьдесят. Потом на меня обрушилась боль. Все мое тело ожило в бешеном полыхании боли. Тяжело было дышать. Я не мог и пошевелиться.

— О, он выкарабкается, — сказала докторша с каменным лицом, после чего они с сестрой повернулись и ушли. А я остался лежать, короткими толчками переводя дух из-за боли в левом боку. О болеутоляющих лекарствах здесь не было и речи. Здесь человек либо выживал, либо умирал, предоставленный самому себе, не ожидая и не получая ни сочувствия, ни облегчения страданий.

Тяжелыми шагами, от которых сотрясалась кровать, подходили дюжие медсестры. Каждое утро их грубые пальцы срывали перевязки и заменяли их новыми. Что до прочих житейских нужд, то здесь человек полностью зависел от помощи ходячих больных и от их доброй воли.

Я пролежал там две недели, почти совершенно забытый медсестрами и врачами, получая посильную помощь от других больных и терпя адские муки, когда они не могли позаботиться о моих нуждах. В конце второй недели снова появилась докторша с каменным лицом в сопровождении толстухи медсестры. Они безжалостно сорвали гипс с моей левой руки и левой ноги. Я никогда прежде не видел, чтобы так обращались с больными, а когда стало ясно, что я вот-вот упаду, дюжая медсестра поддержала меня, схватив именно за поврежденную левую руку.

Всю следующую неделю я ковылял по палате, в меру сил помогая больным. Мне нечем было прикрыть наготу, кроме одеяла, и я стал задумываться, где раздобыть одежду. На двадцать второй день моего пребывания в госпитале в палату вошли двое милиционеров. Сорвав одеяло, они швырнули мне костюм и крикнули:

— Пошевеливайся, тебя сейчас депортируют. Ты должен был уехать еще три недели назад.

— Но как я мог уехать, если все время лежал без сознания и не по своей вине? — возразил я.

Ответом был удар в лицо. Второй милиционер красноречиво расстегнул кобуру револьвера. Они погнали меня вниз по лестнице в кабинет политического комиссара.

— Ты не сказал нам, когда тебя доставили, что ты лицо, подлежащее депортации, — гневно сказал он. — Ты обманным путем получил лечение и теперь должен за это заплатить.

— Товарищ комиссар, — ответил я, — меня сюда доставили без сознания, а травмы я получил по вине плохого русского водителя. Из-за этого я претерпел много боли и страданий.

Комиссар задумчиво погладил подбородок.

— Гм, — сказал он, — а откуда тебе все это известно, если ты был без сознания? Я должен во всем разобраться. — Он повернулся к милиционеру и сказал: — Заберите его и посадите в камеру в вашем отделении милиции, пока я не дам вам знать.

И снова меня повели по многолюдным улицам как арестованного. В отделении милиции у меня еще раз взяли отпечатки пальцев и посадили в камеру в глубоком подвале. Долгое время ничего не происходило, потом охранник принес мне щи, черный хлеб и немного желудевого кофе. В коридоре все время горел свет, так что невозможно было ни отличить день от ночи, ни отмечать уходящие часы. В конечном счете меня отвели в комнату, где строгого вида человек, порывшись в бумагах, уставился на меня поверх очков.

— Вы признаны виновным, — сказал он, — в том, что остались в России после того, как были приговорены к депортации. Правда, вы не по своей вине попали в дорожную аварию, но придя в сознание, вы должны были немедленно доложить комиссару госпиталя о вашем положении. Ваше лечение дорого обошлось России, — продолжал он, — но Россия милосердна. Чтобы оплатить расходы на ваше лечение, вы двенадцать месяцев отработаете на строительстве дорог в Польше.

— Но это вы должны мне заплатить, — горячо возразил я. — По вине русского солдата я получил тяжелые травмы.

— Этого солдата здесь нет, и защитить себя он не может. Он остался цел в этой аварии, и мы его расстреляли. Ваш приговор остается в силе. Завтра вас повезут в Польшу, где вы будете работать на строительстве дорог.

Охранник грубо схватил меня за руку и отвел обратно в камеру.

На другой день меня и еще двоих человек вывели из камер и отконвоировали на вокзал. Некоторое время мы стояли на месте в окружении милиции. Затем появился взвод солдат, и отвечавший за нас милиционер подошел к сержанту, который командовал солдатами, и подал ему документ для подписи. В очередной раз мы оказались под охраной русской армии!