и нанесла тяжелые увечья, не был застрахован. Это был безработный негр. Опять у меня была сломана левая рука, четыре ребра и раздроблены обе ноги.
— Через месяц выйдете из больницы, — бодренько заявил доктор.
Но потом началась двухсторонняя пневмония. Девять недель я провалялся в больнице. Как только я начал вставать, с меня потребовали плату за лечение.
—Мы нашли у вас в бумажнике двести шестьдесят долларов. В уплату за пребывание здесь мы возьмем двести пятьдесят. Я с ужасом взглянул на говорившего.
— Но у меня нет работы, ничего нет, — сказал я. — Как же я проживу на десять долларов?
Человек пожал плечами.
— Ну, вам надо будет подать на этого негра в суд. Вас здесь лечили, и нам причитается за это плата. К вашему несчастью мы не имеем никакого отношения. Судитесь с виновником.
Неверными шагами я спустился по лестнице. Выполз на улицу. Денег ни гроша, кроме этих самых десяти долларов. Ни работы, ни жилья. Как жить дальше — ума не приложу. Привратник показал пальцем куда-то в сторону:
— Дальше по улице есть агентство по найму на работу, идите туда.
Тупо кивнув, я поковылял прочь в поисках моей единственной надежды. На грязной боковой улочке я увидел потрепанную вывеску «Работа». Подъем по лестнице в контору, расположенную на четвертом этаже, почти совсем исчерпал мои силы. На верхней площадке я, тяжело дыша, вцепился в перила, пока не почувствовал себя немного лучше.
— Тебе бы побриться, приятель, — сказал желтозубый тип, катая в толстых губах изжеванную сигару. Он смерил меня взглядом. — Ты, наверно, только что из тюрьмы или из больницы.
Я рассказал ему обо всем, что случилось, и как я остался без вещей и денег.
— Значит, ты совсем на мели, — сказал он, взяв карточку и внося в нее кое-какие подробности. Вручив мне карточку, он велел отнести ее в один очень известный отель, один из самых шикарных! И я поехал туда, потратив драгоценные центы на автобус.
— Двадцать долларов в неделю и одноразовое питание, — заявил управляющий персоналом. Так за «двадцать долларов в неделю и одноразовое питание» я стал по десять часов в день перемывать горы грязных тарелок и скрести бесконечные лестницы.
Двадцать долларов в неделю и одна кормежка. Еда для персонала разительно отличалась по качеству от блюд, подаваемых гостям. Она подвергалась жесткому контролю и проверке. Мое жалованье было таким нищенским, что нечего было и думать о найме хоть какого-то жилья. Я устраивался на ночлег в парках, под мостами и арками и научился кочевать с места на место еще до того, как подойдет полисмен, ткнет тебя своей длинной дубинкой и рявкнет: «Валяйтопайотсюда!» Я научился заворачивать тело под одеждой в газеты, чтобы уберечься от пронизывающих ветров, гулявших ночами по нью-йоркским улицам. Мой единственный костюм был сильно поношен и засален от грязной работы, не было у меня и смены белья. Чтобы выстирать одежду, я запирался в мужском туалете, снимал белье, снова надевал брюки, стирал вещи в раковине умывальника и сушил их на трубах парового отопления, потому что не мог выйти на улицу, не надев белья. Мои ботинки протерлись до дыр, и я вложил в них картонные стельки, а тем временем не сводил глаз с мусорных ящиков, надеясь выудить оттуда обувку поприличнее, выброшенную кем-то из постояльцев. Но за «гостевым мусором» и без меня охотилось слишком много жадных глаз и рук. Я жил и работал, питаясь один раз в день, и пил очень много воды. Понемногу я накопил денег на смену белья, подержанный костюм и ботинки. Понемногу я скопил сотню долларов.
Однажды, работая недалеко от двери служебного входа, я услышал разговор двух постояльцев. Речь шла о том, что, несмотря на объявление в газете, им не удалось подыскать человека, обладающего требуемыми качествами. Я стал работать все медленнее.
— Знание Европы. Хороший голос, умение работать на радио... Меня словно громом ударило, я бросился в дверь и воскликнул:
— Все эти качества есть у меня!
Люди ошеломленно уставились на меня, а потом разразились оглушительным хохотом. Метрдотель и один из официантов бросились ко мне с искаженными от ярости лицами. Вон! — взревел метрдотель, грубо схватив меня за шиворот и разорвав мой несчастный пиджак сверху донизу. Обернувшись к нему, я швырнул обе половинки пиджака ему в физиономию:
— Двадцать долларов в неделю еще не дают вам права так разговаривать с человеком! — гневно сказал я. Один из двоих собеседников взглянул на меня в немом ужасе:
— Вы сказали, двадцать долларов в неделю?
— Да, сэр, именно столько мне здесь платят плюс одна кормежка в день. Я ночую в парках, полиция