В.Данченко

Краткий очерк западного эзотеризма

чести' с его дуэльными обязательствами, жестоко косившими сливки общества и вырвавшими из жизни не одного гения; моральное сознание европейской культуры вступило в следующую, так называемую автономную фазу своего развития, решающим фактором морального поведения на которой становился уже не страх перед наказанием и не стыд перед осуждением, 'молвою света', но личная совесть – внутреннее стремление к формам жизнедеятельности, свободно и сознательно принятым в качестве идеальных.* Совесть не приемлет внешних форм и предписаний, противных разуму данного индивида.

* Три главных уровня развития морального сознания индивида – доморальный, конвенциональный и автономный – в общем совпадают с культурологической типологией страха, стыда и совести. (См.: Кон И.С. В поисках себя: Личность и ее самосознание. М.,1984, с.296.) Иными словами, уровни развития морального сознания индивида и этапы развития общественного морального сознания европейской культуры в целом воспроизводят друг друга.

Позиции разума становились все сильнее по мере роста объема объективных знаний о мире, а также роста общественной потребности в знаниях такого рода; если ранее с точки зрения общественной практики не имело значения, скажем, плоская Земля или круглая, то теперь ситуация изменилась. В конце концов разум был положен во главу угла, поскольку именно в разуме усматривался единственно адекватный, необходимый и достаточный инструмент объективного метода познания мира. Прямо противопоставляемый тьме 'средневекового мракобесия' восемнадцатый век получил название эпохи Просвещения или Века Разума.

Между тем к религиозной идеологии критерий разума не приложим: 'Верую, ибо абсурдно' – таков ее девиз. В эпоху Просвещения именно абсурдность религиозных верований стала предметом едкой насмешки интеллектуалов, беспощадно расправлявшихся со всем, что казалось им неразумным. Интеллект теологов не мог исправить положения, поскольку идеология как таковая в принципе не рассчитана на интеллектуализацию: сила ее заключается именно в способности воздействовать непосредственно на эмоционально-оценочное восприятие человека безотносительно к его интеллектуальному уровню. В отличие от рационалистической концепции, которая обращается к самой себе и делает самое себя своим предметом, идеология обращается к человеку, – обращается к нему со страстным призывом, а не с логическим обоснованием собственной истинности. Рационализированные варианты идеологии становятся достоянием самих идеологов, но не широких масс, не имеющих ни достаточной подготовки, ни времени, ни желания разбираться в хитросплетениях отвлеченной аргументации.

Короче говоря, теологический рационализм неспособен был осуществлять идеологическую функцию формирования религиозного мировоззрения в общественном масштабе, а по общедоступности не выдерживал конкуренции с рационалистической критикой религии.

Ослаблению реального влияния религиозной идеологии способствовало также усложнение общественных отношений: религиозного мифа для воспроизводства опыта этих отношений было уже явно недостаточно. Поэтому в ходе развития социальной структуры человеческих сообществ постепенно стал формироваться ряд институтов, берущих на себя те функции религии, которые в ней специально до сих пор не выделялись, осуществляясь в наивно-непосредственных формах, заимствованных ею у своей предшественницы – мифологии. Процесс разложения религии, обнаруживший ее функциональный синкретизм, представляет собой не что иное, как дальнейшее дробление 'Золотого Яйца' первичного Знания.

Светское искусство (прежде всего литература, театр, а в дальнейшем кинематограф) взяло на себя такую важную функцию религии как воспроизводство нравственного опыта человечества. При этом светское искусство уже не апеллирует к мифу и догме, но использует материал действительных человеческих отношений во всем их многообразии. В отличие от предшествующих форм морального воздействия, подлинное искусство не сулит человеку выгод от морального поведения, не пугает его геенной огненной и не стыдит, призывая следовать заповедям, нормам, правилам и кодексам; оно попросту показывает ему жизнь, какой она есть – ее прекрасные и безобразные стороны, конструктивные и неконструктивные человеческие отношения, пути добра и зла, высокое и низкое, – помещая человека всякий раз в 'учебную ситуацию' морального выбора и развивая тем самым его совесть.