что многие особенности и свойства нашего вос¬приятия, мышления, сознания, а также условия общественной жизни неразрывно переплетены, а зачастую и созданы с пря¬мым участием языка и речи.
Соответственно, это же формирующее проникновение языка и речи не минует наши сны и сновидения, и в этом смысле переход от обычных снов к сновидениям не в последнюю оче¬редь связан с обретением трезвого понимания и осознания всех последствий — уродливых и возвышенных, — которые привнес язык в наше человеческое существование и освобождение.
Об этих вешах невозможно писать просто, потому что они большей частью относятся не к бытию и к вешам такими как они есть, а к тем запутанным до невменяемости описаниям мира, которые человечество создало, путаясь в языке, речи и в своем восприятии, и которые являются тем, что — иногда защищая — отделяют нас от присутствия и натиска Неизвестного во сне и наяву, совершая наш выбор за нас задолго до нашего рожде¬ния. И это не самый лучший, а главное — далеко не единствен¬ный выбор, потому что то, в чем не участвует наше осознание, не есть выбор и не есть наше решение, а есть лишь бессмыслен¬но красивый танец пушинок на ветру.
В миги, когда нас настигает ослепительное величие подлин¬ной жизни живого, подобное начало рассвета на горных вер¬шинах, становится видно, что дух настающего времени так от¬пускает наклонение речи и выпрямляет осанку хребта, что воз¬дух вольной воли и золотое сияние мудрой любви уже не про¬сто ощутимы, а — присутствуют и зовут с непреложной силой, и тело становится жадным ко всему, что в подробностях может помочь выскользнуть из обыденного и вернуться в путешествие жизни в бесконечность и неизвестность.
ЧАСТЬ I
СЕТИ РЕЧИ И ТЕЧЕНИЯ СНОВ
Тайна, называемая сновидением, каждую ночь, как волны бескрайнего океана, уносит искры нашего осознания и в чудес¬ное путешествие в безграничное и неведомое.
Тем, кто не помнит, нет возможности объяснить, что это происходит всегда, каждую ночь со всеми или почти со всеми: каждую ночь открываются эти врата и что-то за ними зовет и ждет нас.
Те, кто помнит об этом, не могут объяснить, как в их днев¬ную жизнь просачивается волшебство и чем отличается это от тягомотины повседневности; но они ни за что уже не откажутся по доброй воле от путей сообщения с неизвестным и от воз¬можности помнить.
Неизвестное прежде всего значит — вне расписания. Сла¬бая, но неугасающая до конца надежда, что все будет не так, как должно быть и как рутинно бывает. Вне повседневности, вне дурной предсказуемости и исчерпывающей монотонности. Проще говоря, в неизвестности есть надежда, что все будет по-другому. И похоже, дела обстоят таким образом, что не мы проецируем в неизвестное свою потребность в чуде, а Неизве¬стное порождает в нас такое эхо. И распространенность этого чувства вызвана непосредственной близостью Неизвестного, в котором мы находимся, пребываем и даже просто-таки купаем¬ся на самом деле.
Сновидения — естественный оплот свободы потому, что его основное свойство и одновременно условие проявления — это разлучение и разлука восприятия с предрассудками и ограни¬чениями повседневности и её языка, это — свободное плава¬ние в множественности миров, смыслов и действий. В этом смыс¬ле один из основных якорей человечества — речь и её сетевая структура, слишком мелкая для рыб нашего восприятия. Перефразируя поэта:
Слово — невод,
рыбы — мы,
боги — призраки у тьмы.
Сновидение — одно из доступных нам и доступное для Не¬известного действие, высвобождающее наше восприятие из ячейки собственно восприятия и расширяющее, возвышающее и сливающее его до воли и действий свободы, дающей ему иную, большую чем биологическую и общественную, направленность и цельность.
1
Суть коммунизма на самом деле стара как мир, — она кро¬ется в обобществлении нашего сознания посредством соглаше¬ния, которое мы принимаем под давлением речи воспитываю¬щего нас общества.
Трудно предположить, каким был род обобществления че¬ловечества до возникновения языка и каким образом в том не¬вообразимом прошлом осуществляли себя биологические зако¬ны продолжения и сохранения человеческого вида на нашей планете.
Можно предположить, однако, что краеугольный камень общественных соглашений новых времен — идея наказания (и её производное — идея греха) не является бытийной, она явля¬ется социальной, и что её единственное назначение — энерге¬тически