смысловых полях высокой судьбы сама способность того или иного человека воспринять возможность чего-то большего, чем расхожие типы судьбы, есть, на взгляд автора, само по себе проявление удачи. Это становится понятным на фоне жизней множества людей, которые, даже впрямую сталкиваясь со знанием о возможности иной судьбы, остаются глухи и слепы к этому.
В сновидческих практиках отсутствие удачи проявляется как фиксация внимания на угрожающей стороне миров, т.е. как преобладание кошмаров. Преобладание кошмаров во сне и соседствование сознания с ними наяву вообще говорит и о не¬которой более или менее глубокой деформации судьбы чело¬века и человечества в целом.
Говорить о градациях в связи удачей нелепо, но, на взгляд автора, существует определенная разница между удачливостью, везением и удачей. В случае с последним труднопонимаемы две вещи: во-первых, предрасположенность, если можно так выра¬зиться, к удаче чаще всего существует или не существует с рож¬дения в виде дара, хотя иногда она может быть приобретена и позже. Во-вторых, касается как раз этого «позже»: трудно по¬нять, что и безупречность человека не является достаточным условием для удачи с великим шансом бессмертия, хотя она является безусловно необходимой для этого. Тот толчок, како¬вым является удача в смысловом поле большой судьбы выгля¬дит все же как внешний и относится к дарам силы, явно относя¬щейся к неизвестному.
Большая удача приходит как волнение, тонкая щекотная дрожь глубоко в теле, как состояние «внутреннего визга» от предвосхищения того, что получится все, чего хотелось; она приходит как ощущение и видение слитности и ладной упругой сиепленности слов, действий, событий, как отсутствие сомне¬ний. Почти каждый человек так или иначе пытался эмпиричес¬ки «вычислить» механику везения и удачливости. Намерение этого исследования породило распространенное восприятие жизни и судьбы как азартной игры. Но удача —это не приз за умелую игру, это не просто благополучие течения жизни и судь¬бы, и сила её не относится к механизмам, скроенным челове¬ком, — она как будто приходит извне, она родом из Неизвест¬ного и дышит, где хочет и как хочет. Её родина там же, где свобода, риск, вольность.
Сны о потере и обретении удачи многообразны, удача в них может выглядеть как птица, сокровище, перемена места жизни, новая одежда, редкостный ковер, просто как свет, заполняю¬щий опустошенность жизни. Сновидящим, которым сопутству¬ет удача, удается гармонично и достаточно легко, хотя и не без усилий, найти свой индивидуальный путь в миры сновидений и сновидческий опыт глубоко развивает и усиливает их целост¬ность.
Вещами, приводящими к утрате удачи, являются, кроме не¬постижимых движений судьбы, все обычные отягощения чело¬вечества: эгоизм, особенно с какой либо интенсивной доми¬нантой, подминающей под себя всю остальную целостность жизни, судьбы и тела; общесоциальная порча судьбы; слабость духа человека. Такого рода упорствования в своих заблужде¬ниях создают ситуации, когда, как говорят на Востоке, даже благословение становится проклятием. Кстати говоря, благо¬словение как социальная форма передачи социальной удачли¬вости, действенна в основном лишь в тех шаблонах, частью которых она является. Такого рода благословения при свобод¬ном поиске иных направлений судьбы могут создавать собы¬тийные ограничения и ограничения сознания, которые, впро¬чем, преодолеваются волей к освобождению.
«С кем-то, кого я воспринимал как своего близкого друга, мы внезапно оказались в трудноописуемом месте: я знал, что мы в другом мире. Вернее, это было место, откуда брали нача¬ло многие миры. Это было очень далеко, как бы на краю вос¬приятия. По плоской равнине тек неглубокий ручей с прозрач¬ной темной водой. То, что я принимал за деревья, не было де¬ревьями — я знал это. Это были как бы плоские живые обрам¬ления света. У источника был некто, весьма отдаленно напоми¬навший человека, —древний и легкий. Я видел его, как и дере¬вья, только в непостижимый профиль. Он без слов сообщил нам, что в источнике — мертвая вода, которая удаляет все на¬носное и омертвевшее с тела человека. В этой воде можно на¬ходиться очень недолго, — она, или то, что живет в ней может повредить, если переусердствовать, живое тело. Мы должны были спешить, потому что в этой местности мы могли находить¬ся очень недолго, — у нас не хватало сил.
Я вошел в воду. Она была густой и текучей в то же время, темно-прозрачной с какой-то звенящей светло-золотистой из¬нанкой. Я знал, что она растворяет, подобно кислоте. Я оку¬нулся и уже выходя из воды увидел