совсем
не одни, — обратное переселение, пересечение
на остановках в пути население снов
варит еду на кострах. Дома
возвращаются домой, отпустив этот дым,
этот запах бродить по бескрайним ничьим полям
замедли свет твоих уроков
во времени твоем я жив
где знаю счастье и другое
какою ночью не ложись
мотаю я такие сроки
и никогда не отдышусь
не надышусь
во времена
твои
где жив я
и жизнь была
уже не школой
***
не спи на закате
среди плоских земель
среди глиняных холмов
одинокий скрип птиц
в тишине
душу
выманивает
не спи на закате
не спи
вор вынимает душу
земля крадет тело
не спи
на земле
***
... запомнив мел твоих уроков,
и земли, и в кристальное окно
текущий свет — рассветов череда,
очередность пастухов, чертополоха
пушинки воздуха. По мере
вспоминания закат все больше
разгорается над теменем, макушкой.
Гуденье света беззвучно
сгущается, твердеет. Птицы
хрустальных сфер неизвлекаемых
корней мелькают, как вспышки стробоскопа...
СКАЗКА ПОТЕРПЕВШЕГО КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ
... и лишь сердце его было ему другом.
и наконец в одну прекрасную ночь
небеса расступились над сном его
и янтарные гроздья миров светились
в живой пустоте по стороне левой
неизмеримого проема
расступавшегося перед ним мирозданья
и бесконечной высоты слоистые горы и плато
как на плотах плыли справа
и мерцали белизной цветы вишни
в ночных садах ведя его сердце все дальше
все ближе по тихим дорогам
по дымным дорогам по водам безмолвия
и поводыри сменяли друг друга
и вишни созрели уже
и он почти вспомнил
когда под другими звездами
август наступал звездной пылью поденок
на желтый свет фонарей
в тишине ночей
он почти просыпался
на бесконечной темной безмолвной свежей вечной воде
в одном из кругов света
расходившихся неизменно
от сердцевины света
он почти просыпался
но почти не помнил где он хотел бы проснуться
и потом он проснулся
***
как это происходит? Нечто, погружаясь в поток,
становится жизнью — например, растеньем
или январским вечером кто-то идет в кино,
иногда не присутствуя здесь из-за силы течения.
безмолвны начала зрения — говоришь о любви,
где ты можешь и есть, и спать, и оглянуться, сказать «вернись»,
но однажды приходит ветер и ты слышишь «фр-р-р»
после которого как бы воздушный шар
отпустив канаты, сбросив баласт устремляется прочь,
я сказал бы «в ночь», но, по-правде, не видно куда.
Говорят это путь домой и в такой дали
нечто во мне на это отвечает «да»
***
летящий в сумерках или в тумане
на малой высоте, ты сохраняешь тень
и в этом шанс вопроса о природе
летающих. Сначала вертикально,
как помнится, ты выскользнул из дома,
на некой высоте возможен интерес
к тем мастерам, что извлекают сцены
подобные твоей из ткани бытия.
Ты можешь где-нибудь на землю опуститься
учись ходить, но обходя загадки
пропеллеров и прочих турбулентов,
что сохраняет целостность тех тел,
вообше-то невозможных, но так зримы
их наблюденья местностей пустынных.
Там можно встретить девушку с приятным,
чуть отрешенным голосом. По цвету
ее глаза — как черные маслины;
учи ее летать, если захочешь,
или спроси: «Не знаешь ли какую
имеют власть здесь крики петухов?»,
но не пытайся продлевать знакомство —
с предметом, человеком или птицей —
до появленья ветра. Пункт изгнанья
возможно так себя проявит, ты теряешь
при этом силы, приближая возвращенье.
Узнай о чем угодно — о себе,
о времени, о мире, о баранах
наших. Важнее как вообще
ты оказался здесь, такой красивый.
Потом все меркнет — можешь попытаться
вцепиться в ощущенье в даль скользящих
мгновений, что уже впадают
в другие реки, как и ты — летящий
обратно. Тайна вдоль пути,
в отличии от «там» и «тут», не расставляет
силков; тех птичек слышен «фр-р-р»,
что неизвестно где летают по ночам...
***
... там, где начинается невозможное,
где едва различимы
очертанья предметов и тел
откуда-то приходит
запах серебряных полей,
пронзительно ясных,
теряющихся во тьме,
ты движешься сквозь них,
благодаря им,
долго — как для всего настоящего,
нет времени,
которым можно было бы назвать этот срок -
и тот, кто тебя ждет
уже смотрит на твою жизнь
в твои глаза
и ты почти видишь его
когда невозможное
пребывает в золотое свечение
того, что действительно есть
...мы знали друг друга, но ночь была между нами
и кто-то еще
мы смотрели на парки и видели темноту.
тревога жила в ветвях,
в медленных дырах прогалин
открывалась