А. Панов

Школа сновидений (Часть 1)

энергетики очень хорошо чувствуешь силу, которую дает сон. Она становится интенсивнее, если сознание увидело-выделило ее из других возможностей силы. Те ночные пространства, которые казались пустыми и чья сила растворяла вас непримеченной, обретают в дневных снах ориентир, точку пробужденного зрения на качества ночи.

Дневные сны дают шанс видения реальной множественнос¬ти нашего личностного «я». Разность персональностей, обособ¬ленных мыслей и чувств ночью значительно менее отчетлива. Общий шум, производимый миром людей, заставляет каждое состояние сознания как и каждого отдельного человека напря¬гать «голосовые связки», чтобы быть услышанным.

День — это время внимания, обращенного к явленной час¬ти мира. Если вас интересует география внешних событий, то у вас больше шансов сновидеть их днем.

Ваша внутренняя структура, устройство вас как дома — со всеми его многочисленными лестницами вниз и вверх, крылья¬ми правых и левых этажей, провалами и темными закоулками строительных лесов, а также обществом, путешествующим по этим и вне «домашним» пространствам — наполняется на это время силой как ветви деревьев соком. Чем гармоничнее ваше подсознание, тем меньше будет в дневных снах явного и актив¬ного бреда. И, наоборот, — несбалансированность принятых к реализации жизненных сил дает лихо закрученные сюжеты-кош¬мары и головную боль по пробуждении.

НЕКОТОРЫЕ КЛЮЧИ К ЯЗЫКУ СНОВ

Не все сновидения относятся к возможному будущему и к событийным потокам вообще. Хотя практически все реальные путешествия происходят на причинном уровне. Причина всех иллюзий, то есть частностей, реальность.

ФОРМА

1

Наши глаза приучены к определенности форм. Поэтому в сновидениях мы часто создаем образы, к которым наше вос¬приятие тяготеет, там, где имеет место нечто совершенно рас¬плывчатое. В силу нашей природы, до поры мы не можем обой¬тись без «перевода» того, что мы видим, на язык вещей.

При этом «переводе» для сновидца имеют значение два мо¬мента: точность воплощения, то есть соответствие качеств дей¬ствительного качествам предмета, и понимание инерции форм. Например, если вы видите во сне летящую по небу белую про¬стынь, то дальнейшее развитие событий обусловлено не только природой сгустка белого цвета, обозначенного в этом сновиде¬нии простыней, но и свойствами этой постельной принадлеж¬ности — тем, что она может запачкаться, порваться, упасть кому-то на голову и т.д.

Кроме того, припоминая сон, мы умеем соблазняться анали¬зом формы, а не того, из чего возникла форма. Мы начинаем спрашивать себя, что нам напоминает эта простыня, нет ли на ней пятен спермы, пугались ли мы в детстве привидений — обо всем, что мы сможем придумать по этому поводу. Совершенно другие последствия были бы, выбери мы не простыню, а пада¬ющий снег.

Хочу уточнить, что речь идет не о символах, а о непосред¬ственном видении мира с позиций Зазеркалья. Символ же называет Силу, которая подразумевается «где-то там», а их совме¬щение здесь и сейчас становится магическим действием.

Принцип инерции формы работает не только в сновиден-ческих пространствах. Слова тоже почему-то очень легко отде¬ляются нами от объектов, которые они именуют, и создают пе¬лену снов как бы не спящих людей.

2

Рост от плоского до объемной формы происходит крайне незаметно. В эволюции сновидца случаются и резкие измене¬ния качества восприятия, но общий фон ночных путешествий, освещаемый постоянным светом сознания, изменяется медлен¬но и неотвратимо. Конечно, если есть стабильное и неистерич¬ное усилие к пробуждению.

В этой неотвратимости видится характер действия Силы. Безмолвный создатель говорит с нами, и мы отражаем его, по¬вторяем то — неразличимое, неслышное для себя, используя формы.

На разных уровнях восприятия, в разных ситуациях одни и те же формы вводятся нами в действие с разными значениями.

В основном Сила говорит с нами (или мы «переводим» дви¬жение Силы) на том языке, который мы понимаем и в значение которого мы верим.

3

Символическое действие или предмет более употребимы во снах, нежели в сновидениях. В сновидениях им сопутствует особенная красота источника их существования — архетипного языка. Из-за древности этого языка не всегда различимо его глубинное тяготение к другому, менее сложному «переводу» ре¬ального.