Майкл Муркок

Бледные Розы

в мозгу Вертера среди сплошной скорбной мглы. Он поднял глаза, не в силах поверить в то, что слышит.

- С просто чудесной стороны. - Язычок Кэтрин защекотал его ухо.

Вертер отшатнулся. Он должен был выяснить... Силился подобрать слова для решительного вопроса и не сумел. Она лизнула его в ухо, перебирая в пальцах пряди Вертеровых волос, безжизненных и тусклых.

- Я готова вновь пуститься за любовными впечатлениями, мой страстный анахронизм. Сравнимо это было разве что с седой древностью, когда поэты странствовали по земле, крали то, в чем нуждались, присваивали женщин и все, что приглянется, поджигали города своих издателей, уничтожали книги соперников - все годилось для завоевания читателей. Ведь и вы действовали так и чувствовали то же. Признайтесь, Вертер!

- Оставь меня. Я больше не могу, - стонал Вертер.

- В самом деле?

- Да, да.

Взмахом легкой руки она простилась и выскользнула из комнаты.

Вертер остался в мучительном раздумьи над убийственными словами и, поразмыслив, решил, что ослышался, либо в своей детской невинности она просто не понимала, что говорит. Он, верно, принял за осведомленность в плотских удовольствиях романтическую игру детского воображения. Ведь до ночи с ним у нее не было ничего подобного.

Он познал ее девственницей? Совершенно точно.

От мысли о неком другом похитителе девственности Вертер испытал укол ревности, устыдился этого, и новый вал раскаяния накатил на него. Как смел он усомниться в целомудрии ребенка, допустить мысль о, конечно же, несуществовавшем любовнике? Какой позор!

Волны стыда столкнулись с прежними переживаниями в борьбе за обладание душой Вертера. Тело отзывалось содроганиями на незримую бурю.

- Зачем я появился на свет! - вопрошал он небеса. - Недостойный жизни, я винил Миледи Шарлотинку Лорда Джеггеда и Герцога Квинского в бессердечии и низких побуждениях, а сам не имел себе равных в цинизме и негодяйстве. Неужто мое неистовство и моя презренная сущность должны сокрушить бедное дитя потому, что меня так влечет к нему. Моя растленная душа страждет этого.

Я готов оправдать свое преступление, забыть о нем. О, как я гадок! Как порочен!

Ему пришло в голову, что сейчас он мог бы предстать перед Монгровым. Старый приятель посмотрел бы и увидел, насколько верно судил о Вертере де Гете. Ворчливый гигант еще был слишком милостив к презренному... Но к Монгрову Вертер не отправился. Он заслуживал беспощадного отношения к себе, но одно дело - сознавать, что ты его достоин, и совсем другое - испытать наяву.

И Вертер почувствовал такое физическое изнеможение, что обнаружил невозможность даже пальцем пошевелить.

Великие Герои Романтизма, что сделали бы вы? Какое искупление принес бы Касабланка Богарт или Эрик Мэрилбон?

Ответ возник в глубинах смятенной души и зазвучал, как барабанный бой у эшафота. Он требовал от Вертера: не медли! Неужто не было иного воздаяния? Тщетно бился агонизирующий мозг Вертера - иного не было дано.

Он поднялся из своего кресла природного кварца и медленно пошел к окну. Кольца Власти, одно за другим, падали на пол, звякая о плиты.

С подоконника он смотрел на дно пропасти глубиной в милю. Одно из сброшенных Колец вызвало ветер, леденящий кожу. “Это ветер Возмездия”, - подумал Вертер.

Он не надел парашюта. Крикнув: “Прости меня, Кэтрин!” - бросился в бездонную глубину в надежде обрести смерть без воскресения.

Он падал, и смерть остриями скал неслась ему навстречу. Воздух мгновенно вырвался из его легких, он успел понять в предсмертном помрачении разума, что ударился о черные камни и тело его безнадежно исковеркано столкновением, а дух рассыпался в прахе. Теперь никто не скажет, что Вертер не заплатил за все сполна. И самый конец несчастного стал протестом возвышенной души.

Глава 6

в которой Вертер вызывает сочувствие

- О, Вертер, что за приключение!

Сверху на него смотрели синие глаза Кэтрин-Благодарности. Радость вспыхнула во взоре, Кэйт захлопала в ладоши. Лорд Джеггед отступил назад с улыбкой.

- Непревзойденный Вертер возрожден для новых жалоб, плачей и стенаний!

Наш герой лежал на мраморной скамье в своей башне. Вокруг стояли Шарлотинка, Герцог Квинский, Гэф Лошадь, Ли Пао, Железная Орхидея, О'Кэла и еще многие. Все аплодировали.

- Захватывающая драма, - объявил Герцог Квинский.

- Из числа самых ярких моих впечатлений, - вторила Железная Орхидея. В ее устах подобные слова являлись наивысшей похвалой.