кожи, в которую он облачён собственным создателем. Самоутверждаясь таким образом, он обречён раз за разом повторять бесчисленные вариации на темы библейских сюжетов, дешёвые сценки из картонного moralite.
Проминаясь под монолитом эсхатологических идей, продиктованных его «alter ego», человек избирает унизительные способы для утверждения на собственной Голгофе. Образом гения от погибели он устрашается, в тени пламени очищения он униженно восторгается развитием в себе апокалиптического эмбриона, ставящего его на одну доску с теми идолами растревоженных небес, что роятся вокруг Вселенских помоек прирученными ангелами. Уничижительное угождение стало его религией, оправданием его никчёмности и возведением в ранг божества аморфности его духа.
Ему не претит получать подачки из рук, щедрых на побои, его уста черны от господских сапог, а колени стёрты до суставов.
Увлекаемый потоком рабских эманаций, он добровольно втискивает себя в клети тюрьмы, выстроенной царём рабов с приданными тому вельможами, сложенной из скрижалей, заветов и проповедей… Но только для того, чтоб через них переступить, и, совершив тем акт непослушания, иметь возможность положить новое начало попыткам мелочного самоутверждения, перед тем, как вымолить себе прощение в неумолимой тени от вспарывающей воздух хозяйской плети, на краткий миг, упиваясь привкусом гнили от наложенного на плод божьего veto.
Будучи рабом, он по-прежнему изыскивает многочисленные способы быть рабом ленным. Будучи зверем, он является зверем подлым и нечистоплотным. Инстинкты, и усмирённые, и непокорные, сквозят в каждом штрихе его животного окраса.
Приобретённые им грехи и пороки, терзают его печень, заглатывают его совесть и делают его язык искусным в сплетении паутин лести.
Но ни одно из доступных ему средств не приносит ему желаемого, искомого, вожделенного.
Под монотонный стон богохульных панегириков и мерный свист плетей он избирает крайние средства в привлечении на свою рабскую сторону сил, могущих потворствовать его вожделениям и партнёрствовать в его рабских игрищах. Он, много раз умиравший в нищете и горе, распинаемый на крестах из левантийского кедра и корчившийся на еловых кольях, познал сполна жестокие корни самоутверждения.
Они ему не по плечу.
И пока он не превратился в мрамор надгробия, изъеденный временем и ветрами, он предлагает себя. Он ищет союзника, он ищет поддержки со стороны.
Его ищущий взор вновь обращается к нам…
MALEDICTUM LIBER SECUNDUS
XIVМы были с человеком с тех времён, когда рассеивались первозданные сумерки, когда Поверженная Звезда низринулась с небес и когда о его рождении возвестили легаты бога. Тогда он был дан и вступил в материю под именем человека и начал отсчёт своего пути вехами кровавыми и жестокосердными.
Он, тогда ещё новорожденный, проникнутый наивным стремлением вершить наши судьбы и обладающий потенциалом, угрожающим могуществу небес, мог стать хорошей партией в нашей беспощадной «игре» с богом.
В нём полыхала жадная непокорность, и он был нетерпим ко всему, что указывало ему на его место в грязи.
Демон Тёмных желаний качал его в колыбели, нашёптывал ему сказки, будил в нём страсти. Он рождал в нём сомнения, бередил его раны и вкладывал в его пустые уши понятия о гордости и силе.
Принадлежащее человеку сердце, как грань Тёмного мироздания, с рождения было помечено скорбью, оно вмещало в себя все гармонии и дисгармонии Вселенной, и некая наша часть стала честью человеческой.
Она, вопреки всем запретам, вела его в сражения, толкала в пламень Ада. Нас связывал с человеком commixtio sanguinis, и договор, основанный на свободе воли…
Но всё напрасно, грязь с вкраплениями ржавой крови изъела сердце человеческое. Душа раба возопила о смирении и искуплении того, что стало для неё грехом и страхом. Кульминация кровавой психомахии разверзла пропасть в сердце человека и утопила его в омуте отвара сорных трав.
Он всё отверг, избравший путь покорности и лени.
Тогда мы отвернулись от него.
Мы разграничили его владения, мы дали ему войны и болезни, мы завещали ему страсти и страдания, вложили ему в руки оружие и яды и заняли места в амфитеатре Тени…
С тех пор он убоялся нас, и растоптав ростки негодования в своей душе, он доказал Вселенной, что он есть. Бог создавал раба и несомненный раб предстал в подножии его престола.
Лепра рабства, увлекающая человека вглубь вырождения по скользким сотерическим ступеням, изничтожила всё, что мы возводили почти Вечность назад и снова ставила его перед нами, вновь поднимая древнюю, как