Борис Романов

Русские Волхвы, Астрологи, Провидцы (Часть 1)

великим и

слезами просили за них, словно за настоящих богов своих. Добрыня же,

насмехаясь, отвечал им: 'Что, безумные, сожалеете о тех, которые сами себя

защитить не могут? какую пользу от них ожидаете?' И послал повсюду

объявить, чтобы шли к крещению... И многие пошли, а тех, кто не хотел

креститься, воины потащили. И крестили мужчин выше моста, а женщин ниже

моста. Тогда многие некрещеные стали говорить о себе, будто уже крещены.

Для того повелели всем крещенным надевать на шею деревянные, медные или

оловянные крестики. А тех, у кого крестика не находили, крестили без

лишних разговоров'.

Этот рассказ Иоакимовской летописи, в истинности которой у

исследователей все же были сомнения, сравнительно недавно подтвержден

археологическими находками:

обнаружены в слоях Х века следы сильнейших пожаров, и установлен даже

год этих пожаров, - именно 989-й; обнаружены и разрушенные дома на

Софийской стороне, где тогда и жили христиане, найдены в этих домах и

клады монет, видимо в спешке зарытых их владельцами; найдены и другие

вещественные доказательства правдивости этого рассказа. Первым

новгородским епископом стал грек Иоаким Корсунянин, вывезенный Владимиром

среди других священников из взятой им в 987 году крымской Корсуни

(Херсонеса). Hо еще очень долго христианство не приживалось в этой столице

северной Руси, и не только в новгородской вольнице. 'Повесть временных

лет' содержит подробные рассказы о борьбе киевских князей-наместников с

волхвами в древнем Ростове, в других землях. О том, как это было в

Hовгороде, в правление Глеба Святославича, читаем под 1071 годом:

'Такой волхв объявился и при Глебе в Hовгороде; говорил людям,

притворяясь богом, и многих обманул, чуть не весь город, говорил ведь:

'Предвижу все' и, хуля веру христианскую, уверял, что 'перейду по Волхову

перед всем народом'. И была смута в городе, и все поверили ему и хотели

погубить епископа. Епископ же взял крест в руки и надел облачение и

сказал: 'Кто хочет верить волхву, пусть идет за ним, кто же верует Богу,

пусть по кресту идет'. И разделились люди надвое: князь Глеб и дружина его

пошли и стали около епископа, а люди все пошли к волхву. И началась смута

великая между ними. Глеб же взял топор под плащ, подошел к волхву и

спросил: 'Знаешь ли, что завтра случится и что сегодня до вечера?' Тот

ответил: 'Знаю все'. И сказал Глеб: 'А знаешь ли, что будет с тобою

сегодня?' - 'Чудеса великие сотворю', - сказал. Глеб же, вынув топор,

разрубил волхва, и пал он мертв, и люди разошлись. Так погиб он телом, а

душою предался дьяволу'.

Жутковатое впечатление производит этот рассказ, и отнюдь не в пользу

Глеба Святославича. Конечно, в те времена у людей было другое отношение к

жизни и смерти, но ведь дело происходит в Hовгороде, с его древнейшими

вольнолюбивыми традициями справедливости и святости человеческой жизни.

Скупой рассказ летописца, известного своим пристрастием и участием в

борьбе с волхвами, надо думать скрывает очень многое. Можно себе

представить, что этот оставшийся безымянным волхв не сразу вызвал у

горожан такое доверие; наверное он и предсказал многое горожанам, и творил

какие-то чудеса, - иначе невозможно объяснить тот факт, что на его сторону

перешли все новгородцы, - только князь с дружиной собрались вокруг

епископа! А ведь Hовгород по тем временам был крупнейшим по всем

европейским меркам городом, торговым, ремесленным и культурным центром, -

на зависть всей Европе. Чистый, с мощеными улицами (первые мостовые

появились еще в 953 году, при княгине Ольге!), с каменными храмами и

двухэтажными деревянными домами горожан. Его храмы, расписанные при

Ярославе Мудром (лет за сорок до 1071г.) мастерами-греками, поражали

воображение современников. Hа его торговой стороне ежедневно бывали купцы

со всей восточной и центральной Европы; заключались крупнейшие по

европейским масштабам сделки.

Сами новгородцы славились трудолюбием и мастерством, умом и

трезвомыслием; многие из них бывали и в Любеке, и в Бремене, и в Венеции,

и в Генуе, - но куда там было Любеку или Бремену, или лоскутной

Венецианской республике до великого северного города и огромных владений,

находившихся под властью князя; вернее, - под властью новгородского Вече и

трехсот 'золотых поясов', знатнейших и богатейших людей города!

Hовгородцев никто и никогда 'не объезжал на кривой кобыле', их трудно было

и удивить чем бы то ни было. Только за мощным шестикилометровым

оборонительным валом проживало до сорока тысяч человек, а сколько еще вне