любовался
водопадом в Люйляне. Вода в нем низвергалась с высоты в тридцать саженей, река
вокруг пенилась на расстоянии сорока ли. В те места не осмеливались заплывать
ни рыбы, ни черепахи. Вдруг Конфуций увидел в бурных волнах плывущего человека.
Подумав, что кто-то решил таким образом покончить с жизнью, он послал учеников
спасти несчастного. Но в ста шагах вниз по течению незнакомец сам вышел на берег
и пошел вдоль реки, распустив волосы и весело напевая. Конфуций догнал его и
спросил:
—Я думал поначалу, что передо мной дух, а теперь вижу, что вы — живой человек.
Позвольте спросить, есть ли у вас, великого пловца, свой Путь?
— О нет, у
меня нет Пути. Я начал с того, что было мне дано от рождения, вырос в том, что
угодно моей природе, и достиг зрелости в том, что является моей судьбой. Я
вхожу в воду с течением, увлекающим на середину реки, и выхожу с течением, несущим
к берегу. Я следую движению вод и не навязываю волнам свою волю. Вот как я
удерживаюсь на плаву.
—Что значит “начать с того, что дано от рождения, вырасти в том, что угодно природе,
и достичь зрелости в том, что является судьбой”?
— Я родился
на суше и чувствую себя покойно на суше — вот что значит “данное от рождения”.
Я вырос в воде и чувствую себя покойно в воде — вот что значит “вырасти в том,
что угодно природе”. И я живу так, не ведая, почему я таков, — вот что значит
“достичь зрелости в том, что является судьбой” [16].
По дороге в
царство Чу Конфуций вышел из леса и увидел Горбуна, который ловил цикад так
ловко, будто подбирал их с земли.
—Неужто ты так искусен? Или у тебя есть Путь? — спросил Конфуций.
—У меня есть Путь, — ответил Горбун. — В пятую — шестую луну, когда наступает
время охоты на цикад, я кладу на кончик своей палки шарики. Если я смогу положить
друг на друга два шарика, я не упущу много цикад. Если мне удастся положить
три шарика, я упущу одну из десяти, а если я смогу удержать пять шариков, то
поймаю всех без труда. Я стою, словно старый пень, руки держу, словно сухие
ветки. И в целом огромном мире, среди всей тьмы вещей меня занимают только крылатые
цикады. Я не смотрю по
сторонам и не променяю крылышки цикады на все богатства мира. Могу ли я не добиться
желаемого?
Конфуций повернулся
к ученикам и сказал: “Помыслы собраны воедино, дух безмятежно-покоен...” Не
об этом ли Горбуне сказано такое? [17]
Один человек,
живший у моря, любил чаек. Каждое утро он уходил на морской берег плавать вместе
с чайками, и к нему слеталось такое множество птиц, что всех и не сосчитать.
Однажды его отец сказал ему:
—Я слышал, к тебе слетаются все чайки на море. Поймай мне несколько — я тоже
хочу поиграть с ними.
Когда
на следующее утро тот человек пришел к морю, чайки кружились над ним, но не
опускались низко.
Вот почему
говорят: “Предел речи — отсутствие речей. Предел деяния — отсутствие деяний”.
Знание, доступное всем, — поверхностно.
Чжао Сян-цзы
охотился с сотней тысяч своих людей в Срединных горах. Он поджег целый лес,
поднеся огонь к высокой траве, и пожар распространился вокруг на сотни ли. Неожиданно
прямо из каменной скалы вышел человек, поднимаясь и опускаясь вместе с клубами
дыма. Все присутствующие подумали, что видят духа. Пройдя через пламя, словно
и не замечая его, человек неспешно пошел прочь. Чжао Сян-цзы, пораженный увиденным,
велел задержать человека и внимательно оглядел его. Внешность, кожа и лицо
незнакомца были вполне человеческими. Его дыхание и его голос тоже были совсем
как у других людей. Он спросил незнакомца, каким образом он мог жить внутри
скалы и пройти через огонь.
—А что вы называете скалой и огнем? — спросил человек.
—То, откуда ты только что вышел, — это скала. А то, через что ты только что прошел,
было огнем.
—Я этого не знал.
Услышал
об этой истории вэйский царь Вэнь и спросил Цзы-Ся, ученика Конфуция:
—Что это был за человек?
—Я слышал, как мой учитель говорил, что человек, пребывающий в гармонии, во всем
подобен другим, и ничто не может причинить ему вред или преградить ему Путь.
Пройти через металл или камень, ходить по воде и огню — все это возможно.
—А почему вы сами так не поступаете?
—Я еще не способен “раскрыть сердце, прогнать мудрствование”. Однако я готов
рассказать вам все, что знаю об этом.
— А почему твой учитель на