яства. Кудесник был по-прежнему недоволен, но все же согласился жить в башне за неимением лучшего.
Спустя
некоторое время он пригласил царя на прогулку. Схватившись за его рукав, царь
взлетел с ним на самую вершину неба и попал в его дворец. Этот дворец был построен
из золота и серебра, усыпан жемчугом и нефритом. Стоял он выше облаков и дождей,
и нельзя было понять, на чем он держался. Издали он казался пышным облаком.
Все, что видел там глаз и слышало ухо, обоняли ноздри и пробовал язык, было
неведомо земному жителю. Тут царь и вправду уверовал в то, что сподобился услышать
“совершенную музыку средоточия Небес” в Чистом Граде Пурпурной Звезды [26], где обитает Небесный владыка. Когда
же он посмотрел вниз, то его собственные дворцы и террасы показались ему комьями
грязи и кучами хвороста.
Царь
My прожил на Небесах, как ему казалось, двадцать или тридцать лет и ни разу
не вспомнил о своем земном царстве. Тут кудесник снова пригласил его на прогулку,
и они пришли в такое место, где вверху они не видели солнца и луны, а внизу
не видели рек и морей. От яркого света и черных теней у царя рябило в глазах,
и он не мог ничего видеть; звуки расплывались в многоголосом эхе, и' царь не
мог ничего слышать. Все органы его тела и все чувства в нем перемешались, мысли
неслись куда-то без удержу, разум померк. Тут он стал просить кудесника вернуться
обратно. Кудесник толкнул его, и он полетел куда-то в пустоту.
Очнулся
он в своем дворце, а его слуги стояли рядом в ожидании приказаний. Он посмотрел
вокруг: вино в чарке еще не остыло, мясо на столе еще не высохло. Когда царь
спросил слуг, где он был, те ответили: “Вы только сидели на месте, поглощенный
чем-то”.
Стех пор царь My был сам не свой и оправился лишь спустя три месяца. Он опять
спросил кудесника о том, что произошло с ним, и тот ответил:
—Вы, ваше величество, были со мной, в странствиях духа. Для чего вам странствовать
телом? Разве должно место, где вы побывали, отличаться у вашего собственного
дворца? Должно ли место вашей прогулки отличаться от вашего собственного парка?
Вы покойны, когда вокруг вас ничего не меняется, и волнуетесь, когда происходит
нечто неожиданное и мимолетное. Но можно ли предугадать, насколько мир вокруг
нас может измениться и стать другим?
Царь
был очень доволен. Он забросил государственные дела. Перестал видеться со своими
советниками и танцовщицами и весь отдался мечтам о дальних странствиях. Он
велел запрячь восемь лучших лошадей в две колесницы — по четыре на каждую.
В царскую колесницу в середину впрягли Цветущую Рыжую и Зеленое Ухо, а по краям
— Рыжую Быстроногую и Белое Подношение. Колесничим был Цзао-фу, а его помощником
— Тайбин. Во вторую колесницу в середину впрягли Высокую Буланую и Рвущуюся
Вперед, а пристяжными — Резвую Вороную и Дитя Гор. Колесничим был Бо Яо, а его
помощником — Бэнь Жун.
Они
промчались тысячу ли и прибыли в земли племени Цзюйсоу. Жители той страны поднесли
царю My кровь белого лебедя для питья, молоко коровы и кобылицы для мытья ног.
То же они сделали и для колесничих и их помощников. Потом они отправились дальше
и остановились на ночлег у подножия горы Куньлунь, к северу от Красной Реки.
На следующий день они взобрались на гору Куньлунь, чтобы посмотреть на дворец
Желтого Владыки, и насыпали холм, чтобы оставить память грядущим поколениям.
Затем
он пришел погостить к Матери-Царице Запада [27] и пировал с ней над Озером Белой Яшмы.
Мать-Царица Запада пела царю, а он пел ей, но слова его песни были печальны.
Видя, как солнце, проделав свой дневной путь в десять тысяч ли, заходит за западную
гору Янь, он сказал со вздохом:
—Увы! Я, будучи царем, презрел благочестие ради удовольствий. Разве не осудят
меня за это грядущие поколения?
Как
можно назвать царя My божественным человеком! Он смог сполна насладиться своей
жизнью, но все же он умер, не дожив и до ста лет. Люди полагали, что он “вознесся
на небеса”.
Лао Чэн-цзы
учился волшебству у учителя Инь Вэня, который за три года не сказал ему ни слова.
Лао Чэн-цзы пришел к учителю с извинениями и стал просить у него разрешения
отбыть домой.
Учитель
Инь Вэнь пригласил его в свой дом, запер двери и заговорил с ним:
—Когда-то Лао-цзы, отправляясь на Запад, обернулся и сказал мне: “Все, хранящее
в себе силу жизни, все, имеющее облик,