Ле - Цзы

Небесная Доля

твоего оленя, однако ж оспаривает твое право

владеть им. Его жена тоже говорит, что он во сне увидел чужого оленя, однако

не желает признавать того, кто этого оленя убил. Я же могу сказать только, что

в наличии имеется олень. Предлагаю вам разделить его между собою.

Об

этом деле доложили правителю Чжэн, и тот сказал:

Увы! Уж не собирается ли главный судья разделить оленя во сне?

Спросили

мнение первого советника, и тот сказал:

Я не способен понять, где тут сон, а где явь. Если вы хотите отделить в этой

истории сон от яви, то вам придется позвать самого Желтого Владыку с Конфуцием.

Но коль скоро ни Желтого Владыки, ни Конфуция уже нет в мире, кто же сможет

разобраться в этом деле? А посему лучше согласиться с решением главного судьи.

В

зрелом возрасте Хуа-цзы из Янли в царстве Сун лишился памяти. Получив подарок

утром, он к вечеру за­бывал о нем; вручал подарок вечером, а утром уже не помнил

о нем. На улице он забывал идти, дома забывал сесть. Сегодня он не помнил, что

случилось с ним вчера, а на следующий день забывал, что было сегодня. Родные очень переживали за него и пригласили

гадателя, который погадал на панцире черепахи, но не дал ответа о судьбе Хуа-цзы.

Тогда домашние пригласили колдуна, который прочел заклинания, но ничего не добился.

Пригласили знатока ритуалов, который совершил торжественный обряд жертвоприношения,

но и это не помогло. Пригласили док­тора, но и тот оказался бессилен. Был там

некий конфу­цианский ученый из царства Лу, который утверждал, что сможет исцелить

Хуа-цзы. Семья Хуа-цзы обещала ему в случае успеха отдать половину своего состояния.

Конфуцианец сказал им:

Этот недуг, конечно, нельзя разгадать по линиям на черепашьем панцире, или прогнать

заклинаниями, или смягчить жертвоприношениями, или же исцелить снадобьями и

иглами. Я попробую воздействовать на его созна­ние, изменить его мысли. Есть

большая вероятность, что я его вылечу.

Тут

конфуцианец раздел Хуа-цзы донага, и тот стал искать одежду; заставил Хуа-цзы

голодать — и тот стал искать еду; завел его в темноту — и тот стал искать свет.

Конфуцианец был очень доволен и сказал сыновьям Хуа-цзы:

Болезнь можно вылечить. Но мое искусство пере­дается тайно из поколения в поколение,

открывать его по­сторонним запрещено. Я попрошу всех удалиться из комнаты больного,

а сам останусь наедине с ним на семь дней.

Все

повиновались, и никто не увидел, что делал тот конфуцианец. Однако же болезнь,

державшаяся многие годы, отступила за одно утро.

Но,

очнувшись, Хуа-цзы впал в ярость. Он порвал с же­ной, подверг наказанию сыновей

и с копьем в руках прогнал конфуцианского ученого. Его схватили и стали допы­тываться,

почему он так осерчал.

Раньше, когда я ничего не помнил, я не чувствовал никаких стеснений, — ответил

Хуа-цзы. — Я даже не ведал, существует ли небо или земля. А теперь я вдруг пришел

в сознание, и сразу же мысли об утратах и приобретениях, радостях и печалях,

любви и ненависти за двадцать или тридцать лет моей жизни опутали меня, словно

клубок ни­тей. Неужто я не смогу больше хотя бы на миг забыться?

Услышав

об этой истории, Цзы-Гун немало подивился и поведал о ней Конфуцию.

Тебе этого не понять, — ответил Конфуций, повер­нулся к Янь Юаню и велел ему

записать рассказанное Цзы-Гуном.

У главы семейства

Пан в царстве Цинь был сын, кото­рый в детстве выделялся недюжинным умом, а

возмужав, лишался рассудка: пение он принимал за плач, белое счи­тал черным,

благоухание — зловонием, сладость — горе­чью, а дурной поступок — добрым делом.

О чем бы он ни думал, он все понимал наоборот, будь то небо или земля, четыре

стороны света, вода или огонь, жара или холод. Не­кий человек по фамилии Ян

посоветовал его отцу:

Почему бы вам не обратиться за помощью к благо­родным мужам в царстве Лу [28]? Среди них немало людей искусных и

умелых. Возможно, они смогут вылечить ваше­го сына.

Отец

безумного направился в Лу, но, проходя через Чэнь, встретил Лао-цзы и рассказал

ему о болезни сына.

Откуда ты знаешь, что твой сын ненормальный? — спросил его Лао-цзы. — Ведь нынче

все в Поднебесном мире заблуждаются относительно того, что истинно, а что ложно,

что полезно, а что вредно. Поскольку так много лю­дей страдают этой болезнью,

никто и не замечает, что все они больны. Безумия одного человека недостаточно

для того, чтобы изменилась