вся семья; безумия одной семьи недостаточно для того,
чтобы изменилась вся деревня; безумия одной деревни недостаточно для того,
чтобы изменилось все царство; безумия одного царства недостаточно для того,
чтобы изменился весь мир. Но если целый мир обезумел, то как может безумие
изменить его? Если бы все в мире были такие, как твой сын, то безумным
считали бы не его, а тебя. Кто властен
судить о радостях и печалях, звуках и цветах, запахах и вкусах, правде и неправде?
Я даже не уверен, что мои слова не безумны, а уж речи благородных мужей из Лу
— самые безумные в мире. Лучше тебе вернуться домой, чем тратить понапрасну
деньги на лечение!
Однажды
жил человек, который родился в Янь, а вырос в Чу [29]. На старости лет решил он вернуться
на родину.
Когда он проходил
через царство Цзинь, его спутник решил подшутить над ним и, показав на стену
цзиньской столицы, сказал: “Вот столица Янь”. Тут янец принял торжественный
вид.
Вошли
они в город, и спутник яньца, указав на алтарь Земли, сказал: “Вот алтарь твоей
общины”. И янец растроганно вздохнул.
Потом
спутник указал на какой-то дом и сказал: “Вот дом твоего отца”. И у яньца из
глаз брызнули слезы. А потом ему показали могилу и сказали: “Вот могила твоих
родителей”. И тут янец разрыдался.
Попутчик
его не смог удержаться от смеха и сказал ему:
—Я просто дурачил тебя. Ведь мы — в столице Цзинь.
Янец
чуть не сгорел от стыда. А когда он и в самом деле пришел в столицу Янь, увидел
алтарь своей общины, отчий дом и могилы предков, то уже не был так взволнован.
Глава IV
КОНФУЦИЙ
[30]
Конфуций жил
в праздности [31]. Цзы-Гун вошел к нему, чтобы прислуживать.
Конфуций выглядел озабоченным. Цзы-Гун не посмел задать ему вопрос, вышел и
сообщил о том, что видел, Янь Юаню.
Тут
Янь Юань запел, подыгрывая себе на лютне. Конфуций услышал его пение и, как
и надеялся Янь Юань, пригласил к себе.
—Чему ты радуешься в такое время? — спросил Конфуций.
—А почему учитель так озабочен?
—Прежде скажи мне о себе.
—Учитель, я слышал, как вы говорили: “Радуйтесь Небу, знайте свою судьбу, и вы
не будете ведать печали”. Вот я и радуюсь.
Конфуций
изменился в лице, помолчал и сказал:
—Я говорил так? Ты плохо понял меня. Я сказал это только по случаю. А теперь
я поправлю себя. Ты слышал только, что не ведает печали тот, кто радуется Небу
и знает судьбу, но еще не слышал о том, сколь велика печаль того, кто радуется
Небу и знает судьбу. Я расскажу тебе об этом без утайки.
Совершенствоваться
самому, не думая о том, прославишь ли ты себя своим подвигом или нет, и сознавая,
что прошлое и будущее не зависят от твоих усилий, — вот что значит “не ведать
печали, радуясь Небу и зная судьбу”. Но прежде, когда я приводил в порядок “Песни”
и “Предания”, я хотел снова водворить благоденствие в Поднебесном мире и оставить
его в наследство будущим поколениям. Я делал это не для того, чтобы совершенствовать
себя или помочь только своему родному царству Лу. Однако же сановники Лу с каждым днем отбирали
все больше власти у государя, нравы неуклонно портились, добрые чувства в людях
все более ослабевали. Если мой Путь не проходит даже в одном царстве и при моей
жизни, то что же говорить о всем мире и о грядущих временах? Так я впервые понял,
что “Песни” и “Предания”, ритуалы и музыка не помогают водворить благой порядок,
однако не знал, чем можно их заменить. Вот о чем должен печалиться человек,
который радуется Небу и знает судьбу.
Ивсе же я понял, где истина. Эти “радость” и “знание” — не те радость и знание,
о которых говорили древние. Радоваться без повода и знать без умысла — вот
подлинная радость и подлинное знание. И тогда не будет ничего, что бы тебя
не радовало, чего бы ты не знал, чего бы не свершил.
К чему отбрасывать “Песни” и “Предания”, ритуалы и музыку? Зачем искать что-то
им на замену?
Янь
Юань повернулся лицом к северу, поклонился и сказал:
—Я тоже это постиг.
Онвышел и рассказал Цзы-Гуну, и Цзы-Гун был очень изумлен.
Онвернулся к себе домой и семь дней подряд размышлял так усердно, что не мог
ни спать, ни есть, и кости стали выпирать у него из кожи. Янь Юань еще раз пришел
к нему с разъяснениями. Тогда Цзы-Гун вернулся к Конфуцию и до конца своей жизни
не переставал играть на лютне и декламировать книги.
Вельможа из
царства