Чэнь, находясь с визитом в Лу, устроил доверительную встречу с Шусунем.
—В нашем царстве есть мудрец, — сказал Шусунь.
—Вы, вероятно, говорите о Конфуции? — спросил гость.
—Да, о нем.
—А откуда известно, что он мудрец?
—Я слышал от Янь Юаня, что Конфуций может отринуть разум и жить телом.
—В нашем царстве тоже есть мудрец, вы знаете об этом?
—О каком мудреце вы говорите?
—У нас есть ученик Лао-цзы, которого зовут Гуан Чэн-цзы. Он постиг Путь Лао-цзы
и умеет смотреть ушами и слушать глазами.
Когда
правитель Лу прослышал об этом мудреце, он очень удивился и послал знатного
сановника с наказом привезти его со всеми почестями в Лу. В скором времени Гуан
Чэн-цзы прибыл к его двору, и луский царь в самых вежливых выражениях стал расспрашивать
гостя о его способностях.
—Вам доложили неверно, — ответил Гуан Чэн-цзы. — Я могу видеть и слышать, не
пользуясь глазами и ушами, но я не могу изменить назначение глаз и ушей.
—Но это еще более удивительно. В чем же заключается ваш Путь? Мне не терпится
услышать.
—Мое тело едино с моими мыслями, мои мысли едины с моей жизненной энергией, моя
энергия едина с духом, а мой дух един с Небытием. Любое самое малое явление,
любой самый слабый звук внятны мне независимо от того, случаются ли они за пределами
Восьми пустынь или прямо под моим носом. Однако ж мне неведомо, воспринимаю
ли я их своими органами чувств и конечностями, или я постигаю их сердцем и
внутренними органами. Это знание возникает само собой — и только.
Правитель
Лу был очень доволен. На следующий день он рассказал об этом Конфуцию, а тот
улыбнулся и ничего не сказал.
Первый
советник царства Сун навестил Конфуция и спросил его:
—Вы мудрец?
—Как я могу назвать себя мудрецом? Я просто человек, который много учился и
имеет обширные познания.
—А были ли мудрецами Три Царя [32]?
—Три Царя умели пользоваться знаниями и отвагой, а были ли они мудрецами — того
я не ведаю.
—А были ли мудрецами Пятеро Владык?
—Пятеро Владык умели применять человечность и долг, а были ли они мудрецами —
того я не ведаю.
—Тогда были ли мудрецами Трое Высочайших Властителей?
—Трое Высочайших Властителей умели пользоваться обстоятельствами времени, а были
ли они мудрецами — того я не ведаю.
—Кого же, по-вашему, можно назвать мудрецом? — спросил в недоумении первый советник.
Конфуций
изменился в лице и сказал:
—Среди людей в Западном крае есть настоящий мудрец. Он не управляет — а в мире
нет беспорядка. Не говорит — а ему доверяют. Не воспитывает — а его слушаются
беспрекословно. Он столь велик, что никто даже не может прославить его. Я догадываюсь,
что он воистину мудр, но не знаю, прав ли я в своей догадке [33].
Тут
первый советник подумал про себя: “Конфуций меня дурачит!”
Цзы-Ся спросил
Конфуция:
— Что за человек Янь Юань?
— В человечности он превосходит меня.
— А что за человек Цзы-Гун?
— В красноречии он превосходит меня.
— А Цзы-Лу?
— В храбрости он превосходит меня.
— А Цзы-Чжан?
— У него манеры лучше, чем у меня.
Тут
Цзы-Ся поднялся со своего сиденья и спросил:
—Но тогда почему эти четверо прислуживают вам?
—Сядь, я скажу тебе. Янь Юань может быть человечным, но не может укротить свою
доброту, когда это необходимо. Цзы-Гун может быть красноречив, но не может
придержать свой язык, когда это необходимо. Цзы-Лу может быть храбрым, но не
умеет беречь себя. Цзы-Чжан может быть величав по виду, но не может держаться
дружески в компании. Даже если бы я мог приобрести достоинства всех четверых
в обмен на мои собственные, я бы не сделал этого.
После того
как Ле-цзы обучился у Ху-цзы и сдружился с Бохунем-Безвестным, он поселился
в Южном Предместье. Множество людей, желавших стать его учениками, поселились
поблизости. Число их росло с каждым днем, так что их и сосчитать не успевали.
Однако Ле-цзы все полагал, что их недостаточно, и каждый день затевал с ними
споры, выслушивая доводы каждого. Двадцать лет прожил он по соседству с Наньго-цзы,
но они не ходили друг к другу в гости, а встречаясь на улице, делали вид, что
не замечают друг друга. Ученики же думали, что между ними существует вражда.
Однажды
какой-то пришелец из царства Чу спросил Ле-цзы: “Почему вы, уважаемый, и Наньго-цзы
чуждаетесь друг друга?”
— У Наньго-цзы лицо полное, а вот ум пустой,