Ле - Цзы

Небесная Доля

принадлежит Земле, осязаемо и слеплено воедино. Когда дух

покидает тело, то и другое возвращаются к своему подлинному состоянию. Вот почему

души умерших назы­вают “гуй”, ибо “гуй” означает “возвратиться домой”: они возвратились

в родной дом [6].

Желтый

Владыка сказал:

“Когда

дух мой выйдет в свою дверь, а мои кости вер­нутся к корню, из которого они

выросли, что останется от меня?”

От рождения

до смерти человек проходит через четыре великие перемены: детство, молодость,

старость и смерть. В детстве его энергия сосредоточенна, а воля собрана воедино

— вот предел душевной гармонии. Ничто не спо­собно причинить ему ущерб, ничто

не может добавить ему силы. В молодости его кровь кипит, страсти и замыслы бур­лят

в нем. Окружающие соперничают с ним,

так что его жизненные силы тают. В старости его желания и помыслы слабнут и

его тело ищет покоя. Никто не стремится опере­дить его, и, хотя он не достигает

совершенства, прису­щего детству, его состояние намного улучшается. А когда

он умирает, он обретает покой и достигает предела своего бытия.

Когда Конфуций

странствовал по горе Тайшань, он увидел Жупа Цици, который бродил по равнине

в одеждах из шкур, подпоясанный простой веревкой, и напевал песню, подыгрывая

себе на лютне.

Уважаемый, отчего вы так веселитесь? — спросил его Конфуций.

О, у меня есть много причин для веселья! — ответил Жун Цици. — Среди всех вещей

в этом мире человек — самое драгоценное, а я имею счастье родиться человеком.

Вот первая причина для веселья! Из двух полов мужчины ценятся выше, чем женщины,

а я имею счастье родиться мужчиной. Вот вторая причина для веселья! Среди родив­шихся

на этот свет многие не живут и дня или месяца и никогда не выходят из пеленок,

а я уже прожил девяносто лет. Вот моя третья причина для веселья! Для всех людей

бедность — это судьба, а смерть — конец существования. Я принимаю свою судьбу

и спокойно ожидаю конца, о чем же мне беспокоиться?

— Прекрасно!

— воскликнул Конфуций. — Вот чело­век, знающий, как быть довольным в этом мире.

Когда Линь

Лэй уже прожил на свете без малого сотню лет, он в разгар весны надел меховую

шубу и пошел по полю, распевая песни и подбирая колоски, оставшиеся на брошенной

ниве. Его заметил издали Конфуций, ехавший в то время в царство Вэй. Повернувшись

к ученикам, Конфуций сказал им:

С этим стариком нужно поговорить. Пусть кто-ни­будь подойдет к нему и заведет

с ним разговор.

Цзы-Гун

предложил свои услуги. Он настиг Линь Лэя у самой кромки поля, взглянул на его

лицо и, вздохнув, спросил:

Неужели вы ни о чем не сожалеете? Вы поете, подбирая в поле колоски.

Линь

Лэй не остановился и даже не прекратил петь. Тогда Цзы-Гун пошел за ним следом,

повторяя свой вопрос. Наконец Линь Лэй обернулся и сказал:

О чем же мне сожалеть?

Вы, уважаемый, в юности не пеклись о добронрав­ном поведении, в зрелые годы

не стремились к успеху, в преклонном возрасте не имеете ни жены, ни детей, а

смерть ваша уже близка. Какое же счастье привалило вам в жизни, что вы поете,

подбирая в поле колоски?

— Причины для

радости у меня такие же, как у всех людей, — ответил с улыбкой Линь Лэй. — Но

люди так часто делают их причинами своих забот. В молодости я не радел о благонравном

поведении, а в зрелые годы не стремился к успеху — вот почему я смог прожить

так дол­го. В преклонном возрасте у меня не было ни жены, ни детей, а смерть моя уже близко

— вот почему я могу радо­ваться жизни сейчас.

Но человеку свойственно держаться за жизнь и бояться смерти. Отчего же дума

о смерти вас радует?

Смерть — это возвращение туда, откуда мы вышли, когда родились. Как же могу

я знать, что, умерев сейчас здесь, я не буду рожден где-нибудь еще? Откуда мне

знать, не является ли моя любовь к жизни заблуждением? Откуда мне знать, что

моя смерть не будет лучше моей жизни?

Цзы-Гун

выслушал эти слова, но не понял их смысла. Он вернулся и пересказал их Конфуцию.

— Я знал, что

этот человек достоин разговора, — сказал Конфуций. — Так оно и есть. Он постиг

кое-что, но не постиг всего [7].

Цзы-Гун устал

учиться и сказал Конфуцию:

Я хочу отдохнуть.

В жизни нет отдыха, — ответил Конфуций.

Значит, мне не суждено обрести покой?

Нет, ты найдешь его. Взгляни на тот могильный кур­ган, такой величественный,