Бохуню-Безвестному свое искусство стрельбы из лука: натянул тетиву, поставил
на локоть кубок с водой, пустил стрелу, а потом, не дожидаясь, когда она долетит
до цели, пустил и вторую, и третью. И все это время стоял не шелохнувшись, точно
истукан.
— Это мастерство
стрельбы при стрельбе, а не стрельба без стрельбы, — сказал Бохунь-Безвестный.
— А смог бы ты стрелять, если бы взошел со мной на скалу и встал на камень,
нависший над пропастью в тысячу саженей?
Тут Безвестный
взошел на высокую скалу, встал на камень, нависший над пропастью в тысячу саженей,
повернулся и отступил назад так, что ступни его до половины оказались над пропастью,
а потом подозвал к себе Ле Юйкоу. Тот же, обливаясь холодным потом, упал на
землю и закрыл лицо руками.
— У высшего
человека, — сказал Безвестный, — дух не ведает смущения, даже если он воспаряет
в голубое небо, опускается в мировую бездну или улетает к дальним пределам земли.
А тебе сейчас хочется зажмуриться от страха. Искусство твое немногого стоит!
[13]
Вроду Фань был человек по имени Цзыхуа, который любил привлекать к себе удалых
людей, и его боялись в целом царстве. Он был любимцем правителя Цзинь и, хотя
должности при дворе не имел, сидел справа от Трех Советников [14]. Всякий, кого он удостаивал благосклонного
взора, получал знатный титул и удел, а те, кого он по собственной прихоти оговаривал,
лишались всех чинов и званий. В его доме толпилось не меньше просителей, чем
в царском дворце. Цзыхуа позволял самым сильным и смелым людям в его свите обижать
слабых и робких. Даже если кому-нибудь в его присутствии наносили увечье, он
не обращал внимания. Так он развлекался днями и ночами, и все жители царства
уже привыкли к этому.
Однажды
первые удальцы семейства Фань — Хэшэн и Цзыбо — отправились за город и заночевали
в доме старого крестьянина Кая с горы Шанцю. До глубокой ночи Хэшэн и Цзыбо
говорили о славе и могуществе Цзыхуа, который, дескать, может убить или подарить
жизнь, озолотить или разорить по своей прихоти. Кай был бедный человек, вечно
страдавший от голода и холода. Притаившись у северного окна, он подслушивал
разговор гостей. Воодушевленный услышанным, он собрал еду, положил ее в корзинку
и отправился к воротам
Цзыхуа.
А в свите Цзыхуа
состояли родовитейшие люди царства. Одетые в белый шелк, они разъезжали в колесницах
с высоким передком или прохаживались по улице, поглядывая на прохожих. Увидев
Кая с горы Шанцю, старого и немощного, с обветренным лицом и в ветхой одежде,
они отнеслись к нему с презрением, стали толкать и бить его, похлопывать по
спине, оскорблять и насмехаться над ним. А Кай не обращал на их издевательства
никакого внимания, и удальцы в конце концов исчерпали свое остроумие. Тогда
они привели Кая на вершину башни, и один из них сказал в шутку:
—Кто бросится вниз, получит сотню золотых!
Все
сделали вид, что поверили этому, а Кай, принявший все всерьез, поспешил прыгнуть
первым. Он опустился на землю, словно парящая птица, ничего не повредив себе.
Люди
Цзыхуа решили, что ему просто повезло, и не слишком удивились такому счастливому
падению. Но, чтобы еще раз испытать его, кто-то указал на глубокий омут в излучине
реки и сказал:
—Там на дне есть драгоценная жемчужина, кто туда нырнет, сможет достать ее.
Кай
тут же бросился в воду, и, когда он снова вынырнул на поверхность, в руке он
держал жемчужину. Тут впервые люди Цзыхуа призадумались, а сам Цзыхуа пожаловал
ему вместе с другими шелк и мясо.
Внезапно
в сокровищнице Фаней вспыхнул пожар. “Если сумеешь войти в сокровищницу и спасти
мой шелк, отдам тебе все, что вынесешь!” — крикнул Цзыхуа Каю.
Тут
Кай без колебания направился к сокровищнице, исчез в пламени, а некоторое время
спустя вышел из него целым и невредимым, даже сажа не оставила на нем следов.
Тут
все решили, что Кай владеет Путем, и стали просить у него прощения.
—Мы не ведали, что вы обладаете Путем, и потому смеялись над вами, — сказали
ему люди Цзыхуа. — Как глупы, как глухи, как слепы мы были! Позвольте же спросить
у вас, в чем ваш секрет?
— Никакого
Пути у меня нет, — отвечал Кай, — Я и сам не знаю, как это все у меня получилось.
Но все же попробую вам кое-что рассказать. Не так давно я слышал, как двое из
вас, остановившись на ночлег в моем доме, расхваливали славу и могущество Цзыхуа,