Джек Керуак. Бродяги Дхармы
Как-то в полдень, в конце сентября 1955 года, вскочив на товарняк в
Лос-Анджелесе, я забрался в 'гондолу' - открытый полувагон и лег, подложив
под голову рюкзак и закинув ногу на ногу, созерцать облака, а поезд катился
на север в сторону Санта-Барбары. Поезд был местный, и я собирался провести
ночь на пляже в Санта-Барбаре, а потом поймать либо наутро следующий местный
до Сан-Луис-Обиспо, либо в семь вечера товарняк первого класса до самого
Сан-Франциско. Где-то возле Камарильо, где сходил с ума и лечился Чарли
Паркер, мы ушли на боковой путь, чтобы пропустить другой поезд; тут в мою
гондолу забрался щуплый старый бродяжка и, кажется, удивился, найдя там
меня. Он молча улегся в противоположном конце гондолы, лицом ко мне,
подложив под голову свою жалкую котомку. С грохотом проломился по главному
пути товарный на восток, дали свисток - сигнал к отправлению, и мы
тронулись; стало холодно, ветер с моря понес клочья тумана на теплые долины
побережья. После безуспешных попыток согреться, свернувшись и укутавшись на
студеном железном полу, мы с бродяжкой, каждый в своем конце вагона,
вскочили и принялись топать, прыгать и махать руками. Вскоре, в каком-то
пристанционном городишке, наш поезд опять ушел на боковой путь, и я понял,
что без пузыря токайского дальше сквозь холод и туман ехать нельзя.
- Последишь за вещами, пока я сбегаю за бутылкой?
- Давай.
Я спрыгнул через борт, перебежал через шоссе 101 к магазину и, кроме
вина, купил еще хлеба и конфет. Бегом вернулся я к своему товарняку,
которому оставалось еще минут пятнадцать до отправления. Было довольно тепло
и солнечно, но день клонился к вечеру, скоро похолодает. Бродяжка сидел в
своем углу, скрестив ноги, над скудной трапезой, состоящей из банки сардин.
Я пожалел его, подошел и сказал:
- Как насчет винца, согреться? А может, хочешь хлеба с сыром к своим
сардинкам?
- Давай. - Он говорил кротким, тихим, как бы глубоко запрятанным
голоском, боясь или не желая обнаружиться. Сыр я купил три дня назад в
Мехико, перед длинным дешевым автобусным рейсом через Закатекас - Дюранго -
Чиуауа, две тысячи долгих миль до границы в Эль-Пасо. Он поел хлеба с сыром
и выпил вина, с наслаждением и благодарностью. Я был рад. Я вспомнил строку
из Алмазной Сутры: 'Твори благо, не думая о благотворительности, ибо
благотворительность, в конце концов, всего лишь слово'. В те дни я был
убежденным буддистом и ревностно относился к тому, что считал религиозным
служением. С тех пор я стал лицемернее в своей болтовне, циничнее, вообще
устал. Ибо стар стал и равнодушен... Но тогда я искренне верил в
благотворительность, доброту, смирение, усердие, спокойное равновесие,
мудрость и экстаз, и считал себя древним бхикку в современной одежде,
странствующим по свету (обычно по огромной треугольной арке Нью-Йорк -
Мехико - Сан-Франциско), дабы повернуть колесо Истинного Смысла, или Дхармы,
и заслужить себе будущее Будды (Бодрствующего) и героя в Раю. Я еще не
встретил Джефи Райдера, это предстояло мне на следующей неделе, и ничего не
слышал о бродягах Дхармы, хотя сам я был тогда типичным бродягой Дхармы и
считал себя религиозным странником. Старый бродяжка в гондоле подкрепил мою
веру: согрелся от вина, разговорился и наконец извлек клочок бумаги с
молитвой Святой Терезы, обещающей после смерти вернуться на землю с неба
дождем из роз, навсегда, для всех живых существ.
- Откуда это у тебя? - спросил я.
- Да вырезал из одного журнала в читальне, в Лос-Анджелесе, пару лет
назад. Я всегда ношу ее в собой.
- И читаешь в товарняках?
- Каждый день почти. - Он был немногословен и не стал распространяться
насчет Святой Терезы, религии и собственной жизни. Бывают такие маленькие,
тихие бродяжки, на которых никто особенно не обращает внимания, даже на
скид-роу, в дешевом районе бедняков и бродяг, не говоря уже о главной улице.
Погонится за ним полицейский - он припустит и исчезнет; и железнодорожная
охрана в большом городе вряд ли заметит, как он, маленький, прячется в траве
и, хоронясь в тени, вскакивает в товарный вагон. Когда я сказал ему, что
следующей ночью собираюсь пересесть на 'Зиппер', первоклассный товарняк, он
сказал:
- А, на 'полночный призрак'.
- Это вы так 'Зиппер' называете?
- Ты,