Джек Керуак

Бродяги Драхмы

за мир. Ты все рвешься туда, где бы тебя любили, били, трахали,

чтобы стать старым, больным и побитым сансарой, ты, е..ное мясо вечного

возвращения, и так тебе и надо.

- Нехорошо так говорить. Все плачут, страдают, стараются жить, как

могут. Одичал ты, Рэй, со своим буддизмом, для нормальной здоровой оргии и

то боишься раздеться.

- Но в конце концов разделся же!

- Да, но сколько раскачивался, - ладно, не будем.

Альва ушел спать, а я закрыл глаза и стал думать: 'Мысль остановилась'

- но поскольку я думал это, мысль не останавливалась, зато накатила волна

радости, я понял, что вся эта пертурбация - всего лишь сон, который уже

кончился, и не стоит беспокоиться, потому что я был не 'я', и я стал

молиться, чтобы Бог, или Татхагата, дал мне достаточно времени, сил и разума

донести до людей мое знание (чего я не могу как следует сделать даже

сейчас), чтобы они знали то же, что и я, и не отчаивались так. Старое дерево

молча размышляло надо мной - живое существо. Я слышал, как в траве

похрапывает мышь. Крыши Беркли казались жалкой живой плотью, под которой

горестные призраки прячутся от небесной вечности, боясь взглянуть ей в лицо.

Когда я отправился спать, меня уже не волновала ни Принцесса, ни желание, ни

чье-то осуждение, я был спокоен и спал хорошо.

И вот настала пора великого похода. Вечером Джефи заехал за мной на

велосипеде, мы вытащили альвин рюкзак и положили в корзину велосипеда. Я

собрал носки и свитера. Только обуви подходящей не было, разве что теннисные

тапочки Джефи, старые, но крепкие. Мои-то уже совсем развалились.

- Может, оно и лучше, Рэй, в теннисках проще, они легкие, можно прыгать

с камня на камень. Время от времени будем меняться обувью, короче, не

пропадем.

- А еда? Что ты берешь?

- Подожди с едой, Рэ-э-эй, - (иногда он называл меня по имени, и тогда

это было протяжное, печальное 'Рэ-э-э-эй', как будто он сокрушался о моем

благосостоянии), - вначале вот, я принес тебе спальник, не на утином пуху,

как мой, и, конечно, потяжелее, но в одежде и у большого костра будет

нормально.

- В одежде ладно, а почему у большого костра, ведь только октябрь?

- Да, но там наверху в октябре уже заморозки, Рэ-э-эй, - протянул он

печально.

- По ночам?

- Да, по ночам, а днем тепло, хорошо. Знаешь, старина Джон Мьюир ходил

по тем горам, куда мы собираемся, в одной только старой шинели и с мешком

сухарей, он спал, завернувшись в шинель, а когда был голоден, размачивал

сухари в воде и ел, и бродил так месяцами, не возвращаясь в город.

- Суровый был мужик!

- Что касается еды, то я сходил на Маркет-стрит в магазин 'Хрустальный

дворец' и купил мою любимую штуку - булгур, это такая болгарская дробленая

твердая пшеница, добавим туда ветчины, маленькими кубиками, получится

отличный ужин для всех троих, вместе с Морли. Еще беру чай, там под

холодными звездами знаешь, как хочется хорошего горячего чайку. И настоящий

шоколадный пудинг, не полуфабрикат какой-нибудь, а настоящий отличный

пудинг, вскипячу и размешаю над огнем, а потом охлажу в снегу.

- Ишь ты!

- Вот, значит, обычно я беру рис, но на этот раз решил приготовить для

тебя деликатес, Рэ-э-эй, накидаем в булгур всяких сушеных овощей, я их купил

в Лыжном магазине. Это будет ужин и завтрак, а для энергии большой пакет

изюма с арахисом, и другой, с курагой и черносливом, так что должно хватить.

- И он показал мне малюсенький мешочек, в котором содержалась вся эта важная

пища для троих взрослых мужиков на сутки, а то и больше, высокогорного

похода. - Самое главное в горах - как можно меньше тащить на себе, мы и так

уже тяжеловато идем.

- Да ты что, разве этого хватит?

- Конечно, оно же впитает воду.

- А вина возьмем?

- Нет, там наверху это совершенно не нужно, в горах вообще не хочется

алкоголя. - Я не поверил, но промолчал. Мы погрузили мои вещи на велосипед и

отправились к нему пешком через весь кампус, ведя велосипед под уздцы. Вечер

стоял прохладный, ясный: на фоне задника с эвкалиптами, кипарисами и прочими

деревьями четкой черной тенью вырисовывалась башенка Калифорнийского

университета, где-то звенели колокола, воздух похрустывал свежестью. - Там

наверху, должно быть, холодно, - сказал Джефи, но он был весел и рассмеялся,

когда я спросил, как