Джек Керуак

Бродяги Драхмы

небось, работал тут на железной дороге.

- Да, тормозным кондуктором в 'Саут Пасифик'.

- Ну, а у нас, у бродяг, он называется 'полночный призрак': сел в

Лос-Анджелесе и до утра тебя не видно, пока не соскочишь в Сан-Франциско,

скорость будь здоров.

- Восемьдесят миль в час по прямой, папаша.

- Это да, только больно холодно на побережье, к северу от Гавиоти и

мимо Серфа.

- Серф, точно, а потом горы к югу от Маргариты.

- Маргаритка, да, сколько раз я на этом призраке ездил, не сосчитать.

- Сколько лет дома-то не был?

- Не сосчитать. Вообще-то я из Огайо.

Но поезд тронулся, вновь задул холодный ветер с туманом, и следующие

полтора часа мы провели, изо всех сил стараясь не замерзнуть. Я то

сворачивался калачиком и медитировал на тепле, истинном тепле Бога, пытаясь

победить холод, то вскакивал, махал руками и ногами, пел. Бродяжка был

терпеливее, он просто лежал, погруженный в горестные раздумья. Зубы мои

стучали, губы посинели. Когда стемнело, мы с облегчением увидели знакомый

контур гор Санта-Барбары; скоро остановимся и согреемся в теплой звездной

ночи близ путей.

На перекрестке, спрыгнув из вагона, я распрощался с маленьким бродягой

Святой Терезы и, прихватив свои одеяла, пошел ночевать на пляж, к подножию

скалы, подальше от дороги, чтобы полиция не вычислила и не увезла меня

отсюда. Я жарил сосиски на свежесрезанных заостренных палочках над углями

большого костра, там же разогревал в жарких красных ямках банку бобов и

банку макарон с сыром, пил свое давешнее вино и праздновал одну из

чудеснейших ночей моей жизни. Забрел в воду, окунулся, постоял, глядя в

великолепное ночное небо, на вселенную Авалокитешвары, вселенную десяти

чудес, полную тьмы и алмазов, и говорю: 'Ну вот, Рэй, осталось совсем

чуть-чуть. Все опять получилось'. Красота. В одних плавках, босиком,

растрепанному, в красной тьме у костра - петь, прихлебывать винцо,

сплевывать, прыгать, бегать - вот это жизнь. Свобода и одиночество в мягком

песке пляжа, рядом вздыхает море, и теплые девственные фаллопиевы звезды

отражаются, мерцая, в спокойных водах дальнего протока. А если банки так

раскалились, что их голыми руками не возьмешь, тут как нельзя лучше

пригодятся старые железнодорожные рукавицы. Пока еда остывает, я наслаждаюсь

вином и размышлениями. Сижу, скрестив ноги, на песке и думаю о своей жизни.

Вот была жизнь, ну и что? 'Что ждет меня впереди?'

Но тут вино возбудило аппетит, и пришлось наброситься на сосиски,

скусывая их прямо с палочки, хрум-хрум, и углубиться в содержимое двух

вкусных банок при помощи старой походной ложки, выуживая жирные куски

свинины с бобами, или макароны с горячим острым соусом и, может быть,

щепоткой морского песка. 'Интересно, - думаю, - сколько песчинок на этом

пляже? Наверно, столько же, сколько звезд на небе!' (хрум-хрум); в таком

случае, 'Сколько же было людей, или лучше, сколько было живых существ за эту

меньшую часть безначального времени? У-у, тут уж, наверно, придется

сосчитать все песчинки на этом пляже и на всех звездах небесных, в каждом из

десяти тысяч великих хиликосмов, это, значит, будет сколько же песчинок?

никакая ЭВМ не сосчитает, и счетная машина Берроуза тоже вряд ли, нет,

ребята, я не знаю' (глоток вина) 'не знаю, но должно выйти не меньше пары

раз по надцать триллионов секстильонов неизвестное невозможное несчетное

количество роз, которыми Святая Тереза и тот славный старичок осыпают сейчас

твою голову, а также лилий'.

Покончив с едой, я утер губы красной банданой, вымыл в соленом море

посуду, присыпал песочком, побродил вокруг, потом вытер, сложил, убрал

старушку ложку в просоленный рюкзак, завернулся в одеяло и заснул хорошим

заслуженным сном. Среди ночи вдруг - 'А?! Где я, что за девчонки играют в

баскетбол вечности в старом доме моей жизни, пожар, горим?' - но это всего

лишь стремительный шорох подбирающегося к изголовью прилива.

'Словно раковина, буду стар я и тверд', - засыпаю, и снится мне, будто

во сне я израсходовал на дыхание три куска хлеба... О бедный мозг человека,

о человек, одинокий в песках, и Бог смотрит сверху с внимательной, я бы

сказал, улыбкой... Мне приснился прежний наш дом в Новой Англии, и как мои