Джек Керуак

Бродяги Драхмы

стране сталеплавилен и

аэропортов. Мир не так уж плох, пока в нем есть такие люди, как Джефи, -

подумал я и обрадовался. Мускулы ныли, живот подвело, камни вокруг холодны -

не приголубят, не утешат ласковым словом; и все же сидеть тут, медитируя,

рядом с серьезным и искренним другом - ради одного этого стоило родиться,

чтобы потом умереть, как придется всем нам. Что-то выйдет из всего этого на

Млечных путях вечности, что расплещутся пред нами, как только спадет пелена

с наших глаз, ребята. Мне хотелось поведать свои мысли Джефи, но я знал, что

все это не имеет значения, да он и так все понимал, а молчание - золотая

гора.

'Йоделэйхи-и', - пропел Морли. Уже стемнело, и Джефи сказал: - Судя по

всему, он еще далеко. Я думаю, он догадается заночевать там внизу в

одиночку, так что давай-ка спускаться в лагерь и готовить ужин.

- О'кей. - Мы аукнули пару раз для ободрения бедняги Морли и покинули

его на милость ночи. Мы знали, что он догадается сделать все, как надо. И

действительно, как выяснилось, он устроил привал, завернулся в два одеяла и

заснул на своем надувном матрасе на том самом чудесном лугу с прудом и

соснами, о чем рассказал нам назавтра.

Я собрал древесную мелочь на растопку, потом натаскал веток покрупнее,

и наконец принялся за большие бревна - найти их тут не составляло труда. Мы

разожгли такой костер, что Морли мог бы увидать его за пять миль, правда,

пламя было скрыто от него стеной утеса. Каменная стена вбирала и мощно

отдавала тепло, мы сидели как в жарко натопленной комнате, хоть носы у нас и

мерзли - приходилось высовывать их за водой и дровами.

Джефи залил булгур водой и, помешивая, варил, а попутно размешал

шоколадный пудинг и поставил на огонь в маленьком котелке из моего рюкзака.

Кроме того, он заварил свежий чай. Потом достал две пары палочек, и вот мы

уже наслаждались ужином. Это был самый вкусный в мире ужин. Над оранжевым

сиянием костра переливались мириады звезд и созвездий - отдельные блестки,

низкая блесна Венеры, бесконечная млечность путей, недоступных человеческому

разумению, холод, синь, серебро, а у нас тут - тепло, красота, вкуснота. Как

и предсказывал Джефи, алкоголя не хотелось совершенно, я вообще про него

забыл, слишком высоко над уровнем моря, слишком свеж бодрящий воздух, от

одного воздуха будешь в задницу пьян. Великолепный ужин, всегда лучше

поглощать пищу не жадно, а понемножку, хитрыми щепотками на кончиках

палочек; кстати, дарвиновская теория естественного отбора отлично применима

к Китаю: если, не умея управляться с палочками, полезешь в большой семейный

горшок - родня тебя живо обскачет, так и вымрешь с голодухи. В конце концов

я, конечно, все-таки стал прихватывать куски указательным пальцем.

После ужина прилежный Джефи принялся отскребать котелки проволочной

мочалкой, а меня услал за водой; я пошел, зачерпнул кипящих сверкающих звезд

старым бидоном, оставшимся от других путешественников, и впридачу принес

снежок; Джефи мыл посуду в заранее нагретой воде.

- Вообще, - говорит, - обычно я посуду не мою, просто в синий платок

заворачиваю, это не обязательно... Хотя подобные маленькие хитрости не

одобряются в этом лошадино-мыльном заведении, как бишь его, на

Мэдисон-авеню, фирма эта английская, Урбер и Урбер или как ее там, короче,

елки-палки, будь я туг, как лента на шляпе, если сию же минуту не достану

карту звездного неба и не гляну, что у нас тут за расклад сегодня ночью.

Расклад, черт возьми, покруче, чем все твои любимые Сурангамные сутры,

братишка. - Достает карту, повертел немножко и говорит: - Ровно восемь сорок

восемь вечера.

- С чего ты взял?

- Иначе Сириус не был бы там, где он сейчас... Знаешь, Рэй, что мне в

тебе нравится, ты пробуждаешь во мне настоящий язык этой страны, язык

рабочих, железнодорожников, лесорубов. Слыхал вообще, как они говорят?

- А то. Раз в Техасе, в Хьюстоне, подобрал меня водила, часов в

двенадцать ночи, когда какой-то хрен, владелец мотеля, поднял шухер, и

соответственно подружка моя, Денди Куртс, меня выписала, но сказала - не

поймаешь машину, приходи, ляжешь на полу, и вот, значит, жду я на пустой

дороге где-то час, тут едет грузовик, а за рулем индеец, он сказал - чероки,

но звали его как-то Джонсон, или Элли Рейнольдс, в этом роде, вот он

говорил,