Джек Керуак

Бродяги Драхмы

Провел отвратительный день в ожидании, пил

бесконечный кофе на скид-роу, на Саут-Мэйн-стрит, семнадцать центов.

С наступлением сумерек я уже караулил свой поезд. На приступочке сидел

бродяга, наблюдая за мной с неподдельным интересом. Я подошел поболтать. Он

оказался бывшим моряком из Патерсона, штат Нью-Джерси, и вскоре достал

клочок бумаги, который, как он сказал, перечитывает иногда в товарняках. Я

заглянул в бумажку. Это была цитата из Дигхи Никайи, слова Будды. Я

улыбнулся; я ничего не сказал. Бродяга попался разговорчивый, причем

непьющий, странник-идеалист, он сказал:

- А чего еще делать-то, мне нравится, приятнее кататься по стране на

товарняках и разогревать консервы на лесном костре, чем разбогатеть, иметь

дом и работу. Я доволен. Знаешь, у меня раньше был артрит, я годами в

больницах валялся. Потом нашел способ, как вылечиться, вот с тех пор

странствую.

- Как же ты вылечился? Я сам тромбофлебитом маюсь.

- Правда? Тогда и тебе поможет. Просто надо каждый день стоять на

голове минуты три, ну, может, пять. Я каждое утро, как просыпаюсь, первым

делом, в лесу, у реки или прямо в поезде, подстилаю коврик, встаю на голову

и считаю до пятисот - это же так и будет три минуты, или нет? - Его очень

заботил именно этот вопрос, будет ли три минуты, если досчитать до пятисот.

Странно. Должно быть, в школе его волновала отметка по арифметике.

- Должно быть, около того.

- Делай так каждый день, и весь твой флебит как рукой снимет, точно так

же, как мой артрит. Мне, между прочим, сорок лет. И потом, пей перед сном

горячее молоко с медом, у меня вот всегда с собой баночка меду, - он достал

из котомки баночку и показал мне, - разогреваешь молоко с медом на костре и

пьешь. Запомни, две вещи, и все в порядке.

- О'кей. - Я поклялся следовать его совету, ибо это был Будда. В

результате через три месяца флебит мой пропал начисто и больше не

проявлялся. Поразительно. Несколько раз я пытался рассказать об этом врачам,

но они, очевидно, сочли меня ненормальным. Бродяга Дхармы, бродяга Дхармы.

Никогда не забуду я этого интеллигентного еврея, бывшего моряка из

Патерсона, штат Нью-Джерси, кто бы он ни был со своим клочком бумажки, чтоб

читать по ночам в гондолах, у капающих холодильных вагонов, затерянный в

индустриальных дебрях Америки, все еще волшебной страны - Америки.

В полвосьмого прибыл мой Зиппер; пока им занимались стрелочники, я

прятался в траве, частично за телеграфным столбом. Тронувшись, он сразу

набрал на удивление большую скорость, с тяжеленным пятидесятифунтовым

рюкзаком бежал я рядом, пока не увидел подходящий брус; схватился за него,

повис, подтянулся и сразу вскарабкался на крышу вагона, чтобы получше

разглядеть весь поезд и найти удобную платформу. Пыль столбом и дым

коромыслом, но как только поезд вырвался из сортировочной, я увидел, что эта

сволочь мне совершенно не подходит, восемнадцать вагонов, и все

запечатанные, а скорость уже миль под двадцать, деваться некуда, надо

прыгать - или же пытаться удержаться на крыше вагона при восьмидесяти миль в

час, что практически невозможно, так что пришлось опять слезать по лесенке,

да еще вдобавок лямка рюкзака зацепилась за скобу наверху, и пока я

высвобождал ее, поезд пошел уже слишком быстро. Сняв рюкзак и крепко держа

его в вытянутой руке, плюнув на все, надеясь на лучшее, в спокойном безумии

сделал я шаг в убегающую пустоту - пробежал, шатаясь, несколько футов,

только и всего, я на земле, опасность миновала.

Но теперь, углубившись на три мили в индустриальные джунгли

Лос-Анджелеса, я оказался один на один с безумной, больной, простуженной,

полной вонючего смога ночью, и вынужден был провести ее возле путей, в

канаве под проволочной оградой, то и дело просыпаясь от грохота проносящихся

мимо локомотивов Южно-тихоокеанской железной дороги и Санта-Фе; к полуночи

воздух немного очистился, и дышать стало чуть легче (лежа в мешке, я думал и

молился), но скоро туман и смог вновь сгустились, пало влажное белое облако

рассвета, в мешке было слишком жарко, снаружи - слишком сыро, ночь напролет

сплошной кошмар, разве что на рассвете благословила меня маленькая птичка.

Надо было срочно выбираться отсюда. По совету моего друга я постоял на