что он прав. По обе
стороны границы, куда ни кинь, всюду клин, плохо бездомному страннику. Где
же найти мне тихую рощу, чтобы там можно было медитировать и поселиться
навсегда? Старик попытался знаками рассказать мне историю своей жизни,
потом, помахав ему рукой и улыбаясь, я ушел, пересек низину и узкий дощатый
мост над желтой водой и очутился в бедном глинобитном районе Мехикали, где,
как всегда, был очарован мексиканской жизнерадостностью и угостился порцией
вкуснейшего супа 'гарбанцо' с кусками cabeza (головы) и cebolla (сырого
лука) из жестяной миски, - на границе я поменял четверть доллара на три
бумажных песо и кучу крупных пенни. За едой, стоя у грязного уличного
прилавка, я рассматривал улицу, людей, бедных сукиных детей - уличных псов,
кантины, шлюх; слышалась музыка, мужчины понарошку боролись на узкой дороге,
а напротив находился незабываемый салон красоты (Salon de Belleza) с голыми
зеркалами на голой стене, с голыми креслами, в одном из которых перед
зеркалом грезила прелестная семнадцатилетняя красоточка со шпильками в
волосах, рядом старый пластмассовый бюст в парике, сзади здоровенный усатый
мужик в скандинавском свитере ковыряется в зубах; в другом кресле маленький
мальчик ест банан, на улице толпятся детишки, как перед кинотеатром, и я
подумал: 'О субботние вечера во всех Мехикали мира! Благодарю Тебя, Господи,
за то, что вернул мне вкус к жизни, за вовек неистощимое плодородие Чрева
Твоего!' Слезы мои были не напрасны. В конце концов все образуется.
Гуляючи, я съел горячую пончиковую палочку, купил у девчонки пару
апельсинов, вернулся по мосту обратно и в сумерках радостно направился к
границе. Но тут меня тормознули три неприятных американских пограничника и
хмуро и тщательно исследовали содержимое моего рюкзака.
- Что купили в Мексике?
- Ничего.
Они не поверили. Обыск продолжался. Перещупав пакетики с остатками
бьюмонтской картошки, а также с изюмом, арахисом и морковью, банки бобов со
свининой, припасенные мной в дорогу, и полбуханки пшеничного хлеба, меня с
отвращением отпустили. Право, смешно: они-то надеялись найти полный рюкзак
опиума из Синалоа, мацатланской травы или панамского героина. Может, они
думали, что я пришел из Панамы пешком. Они никак не могли меня вычислить.
Я пошел на остановку автобуса 'Грейхаунд' и купил билет до Эль Центро и
главной автострады. Я рассчитывал поймать там аризонский 'полночный
призрак', той же ночью оказаться в Юме и заночевать в долине реки Колорадо,
я уж давно приметил это место. Но все обломалось, в Эль Центро я пошел на
сортировочную станцию, послонялся там, наконец заговорил с кондуктором: 'А
Зиппер где?'
- Он через Эль Центро не идет.
Я удивился собственной глупости.
- Единственный товарный, на который можно вскочить, идет через Мехико и
Юму, но там тебя найдут и выкинут, и окажешься, брат, в мексиканской
каталажке.
- Нет уж, спасибо, хватит с меня Мексики. - Я пошел на большой
перекресток, где поворачивали на восток машины на Юму, и стал голосовать.
Битый час не везло. Вдруг большой грузовик причалил к обочине, шофер вылез и
стал возиться с чемоданом. 'Не на восток?' - спросил я.
- Да вот, в Мехикали собираюсь. Ты Мексику хорошо знаешь?
- А как же, я там жил много лет. - Он окинул меня взглядом. Это был
славный дядька, толстый, довольный, видно, со Среднего запада. Я ему
понравился.
- Может, покажешь мне ночью Мехикали, а потом в Таксон поедем?
- Идет! - Мы залезли в кабину и отправились обратно тем же путем, каким
я только что приехал на автобусе. Зато мне светило попасть сразу в Таксон.
Оставив машину в Калехико, где теперь, в одиннадцать, было тихо и спокойно,
мы пошли в Мехикали, и, минуя дурацкий район ловушек для туристов, я повел
его по старым добрым настоящим мексиканским салунам, где были девчонки по
песо за танец, крутая текила и вообще весело. Ночка выдалась что надо, он
плясал, выпил порций двадцать текилы, фотографировался с сеньоритой, короче,
оттягивался как мог. Еще мы подцепили где-то цветного парня, кажется,
гомика, но ужасно забавного, который повел нас в бордель, а на выходе
мексиканский полицейский отобрал у него выкидуху.
- Третий нож теряю за месяц из-за этих ублюдков, - сказал он.
Утром мы с Бодри (так звали шофера) вернулись к машине, осоловелые и
похмельные,