в собственной реальности... На моем, очевидно, тоже. Вскоре
после Бирмингема - Луизиана, потом нефтяные прииски восточного Техаса,
Даллас, целый день в переполненном солдатами автобусе по бескрайним
техасским просторам, наконец, к полуночи, Эль Пасо. Я страшно измучился и
единственное, чего хотел - это спать. Но в гостиницу не пошел, надо было
экономить деньги, а вместо этого взвалил на спину рюкзак и отправился
прямиком к станции, чтобы где-нибудь позади путей расстелить спальный мешок.
Той самой ночью осуществил я свою мечту, из-за которой и обзаводился
снаряжением.
Прекрасная была ночь, одна из лучших в моей жизни. Осторожно миновав
станцию, длинные ряды вагонов, я оказался на ее западном конце, но продолжал
идти, так как в темноте вдруг увидел, что за станцией открывается довольно
обширное пустое пространство. В свете звезд слабо различались надвигающиеся
из мрака камни и сухой кустарник. 'Чего ради болтаться возле путей и
виадуков, - рассудил я, - достаточно пройти чуть дальше, и ни станционной
охраны тебе, ни бродяг'. Я шел и шел вдоль главного пути, несколько миль, и
вскоре очутился в пустынных горных местах. В толстых ботинках хорошо было
шагать по камням и шпалам. Было около часа ночи, хотелось отоспаться за всю
долгую дорогу из Каролины. Миновав долину, полную огоньков - скорее всего
тюрьма или исправительный дом ('Подальше отсюда, сынок,' - подумал я) -
наконец справа увидал я подходящую гору и стал подниматься по высохшему
руслу ручья. Камни и песок белели в звездном свете.
И тут я возликовал, поняв, что я совершенно один, в полной
безопасности, и никто не сможет разбудить меня этой ночью. Что за чудесное
открытие! И все необходимое у меня за спиной, в том числе полибденовая
бутылка с набранной на автостанции свежей водой. Забравшись по руслу
довольно высоко, я обернулся - Мексика и Чиуауа расстилались передо мной,
тускло поблескивая песком под низкой, огромной, яркой луной, повисшей над
горами Чиуауа. Рельсы Южно-тихоокеанской железной дороги убегали из Эль Пасо
вдаль, параллельно реке Рио Гранде, так что с моего наблюдательного пункта
на американской стороне было хорошо видно реку, за которой уже мексиканская
граница. Шелковый, мягкий песок устилал русло. Я разложил на нем свой
спальник, разулся, отхлебнул воды из бутылки, закурил трубку и сел, скрестив
ноги, очень довольный. Ни звука вокруг, в пустыне еще зима. Лишь со станции,
из Эль Пасо, доносится грохот стыкуемых вагонов, будя всех в городе - но не
меня. Единственный мой товарищ - луна, опускаясь все ниже и ниже, теряла
серебряный блеск, тускнела желтым маслом, и все же, засыпая, пришлось
отвернуться, иначе она светила мне прямо в лицо, ярко, как лампа. По
привычке давать местам названия я окрестил свою стоянку 'Ущельем апачей'.
Спал превосходно.
Утром я обнаружил на песке след гадюки, но, возможно, прошлогодний.
Следов очень мало, - следы охотничьих сапог. Безупречно-синее небо, жаркое
солнце, полно сухих веток, пригодных для костра. В моем вместительном
рюкзаке нашлась банка свинины с бобами. Королевский завтрак! Правда,
возникла проблема с водой, в бутылке уже ничего не оставалось, а солнце
пригревало все сильнее, и хотелось пить. Исследуя русло, я забрался еще выше
и дошел до конца, до каменной стены, у подножия которой песочек был еще
глубже и мягче, чем там, где я ночевал. Я решил вернуться сюда на следующую
ночь, после приятного дня в старом Хуаресе, с его церковью, улочками,
мексиканскими лакомствами. Вначале я раздумывал, не оставить ли рюкзак на
горе, спрятав между камней, но все же был шанс, что на него набредет
какой-нибудь охотник или бродяга, так что я снова взвалил его на плечи,
спустился по руслу ручья к путям и вернулся в Эль Пасо, где за двадцать пять
центов оставил в камере хранения на вокзале. Через весь городок дошел я до
границы и пересек ее, уплатив два пенни.
Дурацкий оказался день, причем начался он вполне пристойно, с церкви
Марии Гвадалупы, прогулки по Индейскому рынку и отдыха на скамеечках в
парке, среди веселых, детски-непосредственных мексиканцев, потом пошли бары,
слишком много выпивки, 'Todas las granas de arena del desierto de Chihuahua
son vacuidad!' ('Все песчинки пустыни Чиуауа есть пустота!') - кричал я
усатым мексиканцам, потом попал в дрянную