Джек Керуак

Бродяги Драхмы

Марин-Каунти. Праздник состоял как бы из трех частей: в гостиной

слушали музыку и листали книжки, во дворе закусывали и играли на гитаре, а в

хижине на холме заваривали чай и сидели по-турецки, беседуя о всяческой

поэзии и Дхарме, или прогуливались по лугу, наблюдая, как ребята пускают

воздушных змеев или как катаются верхом пожилые леди. Каждые выходные

возобновлялся этот ненавязчивый праздник, цветочное веселье ангелов с

куколками в пустоте, - как пустота на той китайской картинке, и цветущая

ветвь.

Мы с Бадом сидели на холме и смотрели на змеев.

- Вон тот высоко не полетит - хвост короток, - сказал я.

- Смотри-ка, здорово, - сказал Бад, - у меня каждый раз та же проблема

с медитацией. Никак не могу взлететь до нирваны - слишком короткий хвост, -

и, выпустив клуб дыма, погрузился в раздумье. Всю ночь размышлял он об этом,

а наутро сказал:

- Мне снилось, будто я рыба, плыву в пустоте моря и поворачиваю

вправо-влево, не зная, что такое право и лево, просто шевелю плавником - то

же самое, что хвост воздушного змея, так что я рыба Будды, а мой плавник -

моя мудрость.

- Ишь, как этот змей тебя хвостом зацепил, - сказал я.

Во время таких праздников я, бывало, удалялся вздремнуть под

эвкалиптами - не под розовым кустом, где днем все было залито солнцем;

хорошо было отдохнуть в тени. Как-то вечером, глядя на верхушки этих

высоченных деревьев, я стал замечать, что верхние веточки с листьями

совершают какой-то трогательно-счастливый танец, словно радуются, что им

досталась именно верхушка, а дерево всем своим шумным лепечущим опытом

раскачивается под ними, диктуя им каждое трепетание танца, огромного,

общинного, таинственного танца необходимости, и, плавая в пустоте, они

вытанцовывают смысл всего дерева. Я заметил, как листья совсем

по-человечески кланяются, и выпрямляются, и покачиваются из стороны в

сторону. Безумное, но прекрасное видение. В другой раз под этим деревом мне

пригрезился пурпурный трон, весь раззолоченный, а на троне некто вроде Папы

или Патриарха Вечности, и где-то тут же Рози; в тот момент у нас был Коди,

трепался с кем-то в хижине, и мне почудилось, что он тоже там, слева от

трона, как некий архангел, - но, открыв глаза, я понял, что это просто

солнце било мне в закрытые веки. И этот колибри, лазоревый крошка, не больше

стрекозы, каждый день со свистом пикировал на меня, обычно по утрам, явно

здороваясь, и я всегда приветствовал его в ответ. Под конец он уже стал

зависать у открытого окна домика, трепеща неистовыми крылышками, глядя на

меня своими бусинками, потом порх - и улетает. Ах, этот калифорнийский

птичий человечек...

Хотя иногда было страшно: вдруг вонзится прямо мне в голову клювом,

острым, как шляпная булавка. Еще в подполе под хижиной водилась старая

крыса, так что на ночь дверь лучше было держать закрытой. Кроме того, я

очень дружил с муравьями: колония муравьев все стремилась забраться в хижину

и найти мед ('Муравьи, муравьи, идите к нам за ме-дом!' - пел у нас однажды

маленький мальчик), а я пошел к муравейнику и провел оттуда медовую дорожку

в сад, то-то радости было, открылась медовая жила на целую неделю. Я даже

опустился на колени и разговаривал с муравьями. Вокруг домика росли чудесные

цветы, красные, лиловые, розовые, белые, мы составляли из них букеты, но

самый лучший букет Джефи сделал из сосновых шишек и веточки с иголками.

Просто, как вся его жизнь. Он вваливался в домик с пилой, видел меня и

удивлялся:

- Как ты можешь целый день сидеть?

- Я Будда, известный под именем Будда-Сачок.

Тут все лицо Джефи морщилось смешным детским смехом, так смеются

китайские мальчики: глаза-щелки, рот до ушей. Иногда он бывал очень мною

доволен.

Все любили Джефи - и Полли, и Принцесса, и даже замужняя Кристина - все

в нем души не чаяли и втайне ревновали к его любимой куколке - Сайке. На

следующие выходные она приехала, действительно хорошенькая - джинсики, белый

воротничок поверх черного свитера, нежное тельце и личико. Джефи признался

мне, что и сам немножко влюблен. Но тут были свои сложности: чтобы затащить

в постель, ему надо было ее напоить, а начав пить, она не могла

остановиться. Джефи приготовил 'сламгальон' для нас троих, потом мы