вокруг озера маячили в тумане, как толпы призраков. Холод,
сырость, настоящие трудности Северо-запада.
- А пик Заброшенности где? - спросил я.
- Сегодня не увидишь его, пока не окажешься на самой вершине, - сказал
Хэппи, - и вряд ли тебе там понравится. Там сейчас снег, град лупит. Ты
уверен, что у тебя не заначена где-нибудь бутылочка бренди? - Бутылку
черничного, купленного им в Марблмаунте, мы уже уговорили.
- Хэппи, когда я спущусь с этой горы в сентябре, куплю тебе целую
кварту виски. - За то, что я наконец обрел свою гору, мне должны были
неплохо заплатить.
- Учти, я запомнил. - Джефи много рассказывал мне про Хэппи-погонщика.
Славный был дед; они с Берни Байерсом были лучшие старики в округе. Отлично
знали и горы, и вьючных животных, и при этом не лезли в начальство.
Хэппи тоже с грустью вспомнил Джефи.
- Сколько он знал забавных песенок и всяких штук! А тропы как любил
расчищать. Раз в Сиэтле завел себе подружку-китаезу, я ее видел у него в
гостинице, да, скажу я тебе, по части баб он не промах. - И в вое ветра, в
плеске волн вокруг плавучего домика услышал я голос Джефи, распевающего
веселые песни.
'Это его озеро, его горы,' - думал я, и мне так захотелось, чтобы Джефи
был рядом и видел: я делаю все, как он хотел.
Через пару часов мы пристали к крутому берегу в восьми милях вверх по
озеру, привязали баржу к старым пням, и Хэппи стегнул первого мула;
навьюченное животное рванулось вверх по крутому скользкому берегу,
спотыкаясь, на разъезжающихся ногах, и едва не свалилось в озеро вместе со
всеми моими припасами, но все же преодолело склон и потопало в тумане на
тропу, ждать хозяина. За ним последовали другие мулы, нагруженные разным
снаряжением, наконец Хэппи на коне, я на кобыле Мэйбл и замыкающим - Уэлли,
помощник лесника.
Мы помахали буксирщику, и печальный мокрый караван пустился в трудный
арктический путь под дождем, в тумане, вверх по узким каменистым тропам,
задевая кусты и деревья, обдававшие нас до костей холодным душем. Вскоре я
отвязал от луки седла свое нейлоновое пончо и накинул на себя - призрачный
монах на коне. А Хэппи и Уэлли так и ехали без всяких накидок, насквозь
промокшие, опустив головы. Время от времени лошади спотыкались на мокрых
камнях. Так продвигались мы все выше и выше, пока тропу не преградил упавший
ствол, тогда Хэппи спешился, достал двусторонний топор и, крякая, потея,
ругаясь, стал прокладывать короткий путь в обход преграды, вместе с Уэлли,
мне же поручили наблюдать за животными, что я и осуществил с некоторым даже
комфортом, расположившись под кустом и сворачивая себе сигаретку. Мулы
боялись крутизны и неровности новой тропы, и Хэппи ругался на меня: 'Да что
ж ты, черт, тащи ты их прямо за холку!' Потом уперлась кобыла. 'Тащи ее
наверх! Я, что ли, сам все должен делать?'
В конце концов мы выбрались оттуда и продолжали восхождение, скоро
кустарник кончился, мы поднялись на высоту альпийских лугов, где синий люпин
и красный мак трогательно украшали серый туман смутными пятнышками цвета, и
усилившийся ветер хлестал нас мокрым снегом. 'Пять тысяч футов!' - крикнул
Хэппи, обернувшись и сворачивая самокрутку: поля старой шляпы заворачиваются
на ветру, посадка легкая - как-никак всю жизнь в седле. Все вверх и вверх
вилась тропа по мокрым вересковым лугам, ветер все крепчал, наконец Хэппи
крикнул: 'Видишь вон там утес?' Я глянул вверх: в тумане, прямо над нами,
маячил серый призрак скалы. 'Дотуда еще тысяча футов, а кажется - рукой
подать. А там уже, считай, на месте - полчаса останется'.
- Ты точно не прихватил лишнюю бутылочку бренди, ма-а-ленькую? -
крикнул он через минуту. Промокший до нитки, он не унывал, и я слышал, как
он пел на ветру. Постепенно мы поднялись выше леса, луга сменились угрюмыми
скалами, на земле появился снег. Копыта хлюпали по нему, оставляя затекающие
водой ямки, да, высоко мы забрались. Но по сторонам не было видно ничего,
кроме тумана, белого снега и летящих туч. В ясный день я увидел бы, над
какими пропастями вьется тропа, и испугался бы, что лошадь может сорваться;
теперь же я мог различить лишь слабые намеки на верхушки деревьев, похожие
на кустики травы, далеко внизу. 'Эх, Джефи, - думал я, - а ты-то плывешь
себе там в океане, в уютной, безопасной каюте, и пишешь письма Сайке, Шону и
Кристине'.