Джефи был прав.
Тьма окутала мою гору, наступала звездная ночь, я затопил печку, напек
вкусных ржаных оладий и приготовил крепкий говяжий бульон. Сильный западный
ветер навалился на мою хибарку, но она была построена на совесть, с
железными опорами, уходящими в бетонный фундамент - авось не сдует. Я был
доволен жизнью. Всякий раз, выглядывая из окошка, я видел пихты на фоне
заснеженных вершин, поволоку тумана или озеро внизу, рифленое, лунное, как
игрушечный прудик в ванной. Я собрал небольшой букет из люпина и горных
цветочков и поставил в кофейную кружку с водой. Вершина Джек-горы была
убрана серебристыми облаками. Порой вдалеке вспыхивали зарницы, внезапно
выхватывая из тьмы необъятные горизонты. Иногда по утрам туман заливал весь
мой горный хребет, хребет Голода, точно молоком.
Следующее воскресное утро явило мне в точности такой же, как и в первое
утро, пейзаж из облачного зефира в тысяче футов внизу. Когда становилось
скучно, я всегда лез в свою банку с табаком 'Принц Альберт' и сворачивал
сигаретку: что может быть лучше, чем не спеша, с наслаждением выкуренная
самокрутка? Я расхаживал в яркой серебряной тиши, с алеющей на западе
полосой заката, и все насекомые умолкали и прятались, чтя луну. Бывали
невыносимо жаркие дни, с нашествиями насекомых, крылатых муравьев, ни
воздуха, ни тучки, непонятно, откуда на севере, на вершине горы, такая
жарища. В полдень единственный звук в мире - согласное симфоническое гуденье
миллиона насекомых, моих друзей. Но приходила ночь, а с ней и горная луна,
на озере лунная дорожка, я выходил и сидел в траве, медитируя лицом на
запад, желая, чтобы во всей этой безличностной материи был Личностный Бог. Я
шел на снежное поле, выкапывал из снега банку с пурпурным желе и смотрел
сквозь него на луну. Я чувствовал, будто мир катится к луне. Ночью, когда я
забирался в свой спальник, из нижнего леса приходили олени и угощались
остатками пищи, выставленными в жестяных тарелках на двор: широкорогие
самцы, нежные оленихи и смешные детеныши были похожи на фоне лунных скал на
неведомых инопланетных млекопитающих.
Потом нападал с юга дикий лирический ливень, и я говорил: 'Вкус дождя -
зачем вставать на колени?', и говорил: 'Ну что, ребята, кофейку с
сигареткой?' - обращаясь к своим воображаемым бхикку. Налилась, округлилась
большая луна, и к ней было подано северное сияние над горой Хозомин.
'Посмотри в пустоту - она станет еще неподвижней', как сказал Хань Шань в
переводе Джефи; и сам я был так неподвижен, только иногда меняя положение
скрещенных ног, что слышал где-то вдали перестук оленьих копыт. Перед сном,
стоя на голове на этой каменной, залитой лунным светом крыше, я ясно
понимал, что земля на самом деле вверх ногами, а человек, странный суетливый
жучок, полный дурацких идей, бегает вверх ногами и хвастается, и я
осознавал, что человек вспомнил, зачем был выстроен из первичной сущности
весь этот сон о планетах, плантациях, Плантагенетах. Порой я злился, когда
что-то не получалось, - подгорят ли оладьи, или пойду за водой и
поскользнусь на снегу, а однажды упустил в ущелье лопатку - так разозлился,
что хотелось искусать вершины гор, и, вернувшись в дом, я пнул что есть силы
шкаф и ушиб пальцы на ноге. Но да знает дух, что, хоть и уязвима плоть,
обстоятельства бытия совершенно великолепны.
Мои обязанности состояли только в том, чтобы следить, не появится ли
где-нибудь дым, пользоваться рацией да мыть пол. Рацией я особо не
занимался: за все время не случилось ни одного пожара настолько близко,
чтобы я мог сообщить о нем прежде других, а в общей болтовне наблюдателей я
не участвовал. Мне сбросили с парашютом еще пару батареек, а старые еще не
кончились.
Как-то ночью, во время медитации, Авалокитешвара, Тот, Кто слышит
молитвы и отвечает на них, сказал мне: 'Ты уполномочен напоминать людям, что
они совершенно свободны', - и тогда я вначале дотронулся до себя, чтобы
напомнить это самому себе, затем же возрадовался, воскликнул: 'Та!', открыл
глаза - и увидел падающую звезду. Бесчисленные миры Млечного Пути, сияющая
звездная слава, слова. Я ел суп маленькими скорбными чашечками - намного
вкуснее, чем из какой-нибудь здоровенной миски... наш с Джефи гороховый суп.
После обеда я имел обыкновение прилечь на пару часов поспать, а просыпаясь,
окидывал