Доннер Флоринда

Шабоно

стол-

бами, поддерживающими все жилище, она водрузила мой

рюкзак среди лубяных коробов, множества разных корзин,

топора, сосудов с оното, семенами и кореньями.

Самоуверенность Ритими основывалась не столько на

том факте, что она была старшей дочерью вождя Арасуве

от его первой, уже умершей жены, дочери старой Хайямы,

и не столько на том, что она была первой и любимой женой

Этевы, сколько на том, что Ритими знала, что, несмотря на

порывистый нрав, все в шабоно ее уважали и любили.

- Не могу больше, - взмолилась я, когда Хайяма до-

стала из огня очередной банан. - У меня уже полон живот.

И задрав майку, я выпятила живот, чтобы она видела, ка-

кой он полный.

- Твоим костям надо бы обрасти жиром, - заметила

старуха, разминая пальцами банан. - У тебя груди ма-

ленькие, как у ребенка. - Хихикнув, она подняла мою

майку повыше. - Ни один мужчина никогда тебя не захо-

чет - побоится, что ушибется о твои кости.

Широко раскрыв глаза в притворном ужасе, я сделала

вид, что жадно набрасываюсь на пюре. - От твоей еды я

уж точно стану толстой и красивой, - пробубнила я с

набитым ртом.

Еще не обсохшая после купания в реке, в хижину вош-

ла Ритими, расчесывая волосы тростниковым гребнем. Сев

рядом, она обняла меня за шею и влепила пару звучных

поцелуев. Я едва удержалась от смеха. Поцелуи Итикотери

вызывали у меня щекотку. Они целовались совсем не так,

как мы; всякий раз, приложившись ртом к щеке или шее,

они делали фыркающий выдох, заставляя губы вибри-

ровать.

- Ты не станешь перевешивать сюда гамак Белой Де-

вушки, - сказала Ритими, глядя на бабку. Решительность

тона совсем не вязалась с просительно мягким выражением

ее темных глаз.

Не желая оказаться причиной спора, я дала понять,

что не так уж важно, где будет висеть мой гамак. Посколь-

ку стен между хижинами не было, мы жили практически

под одной крышей. Хижина Хайямы стояла слева от Тутеми,

а справа от нас была хижина вождя Арасуве, где он

жил со своей старшей женой и тремя самыми младшими

детьми. Две другие его жены со своими отпрысками

занимали соседние хижины.

Ритими вперила в меня немой молящий взгляд. -

Милагрос просил меня заботиться о тебе, - сказала она,

осторожно, чтобы не оцарапать кожу, пройдясь тростнико-

вым гребнем по моим волосам.

Прервав кажущееся бесконечным молчание, Хайяма

наконец заявила: - Можешь оставить свой гамак там, где

он висит, но есть ты будешь у меня.

Все сложилось очень удачно, подумала я. Этева и без

того должен прокормить четыре рта. С другой стороны, о

Хайяме хорошо заботился ее самый младший сын. Судя по

количеству висящих под пальмовой крышей звериных че-

репов и банановых гроздей, ее сын был хорошим охотником

и земледельцем. После съеденных утром печеных бананов

вся семья собиралась за едой еще только один раз, перед

закатом. В течение дня люди закусывали всем, что попада-

лось под руку, - плодами, орехами, либо такими делика-

тесами, как жареные муравьи или личинки.

Ритими тоже, казалось, была довольна договоренно-

стью насчет питания. Она с улыбкой прошла в нашу

хижину, сняла подаренную мне ею корзину, которая висе-

ла над моим гамаком, и достала из нее блокнот и каран-

даши. - А теперь за работу, - заявила она командирским

тоном.

В последние дни Ритими передавала мне науку о своем

народе так же, как в течение шести минувших месяцев это

делал Милагрос. Каждый день он несколько часов уделял

тому, что я называла формальным обучением.

Поначалу мне было очень трудно усвоить язык. Я обна-

ружила, что у него не только сильное носовое произно-

шение, - мне еще оказалось крайне сложно понимать лю-

дей, разговаривающих с табачной жвачкой во рту. Я

попыталась было составить нечто вроде сравнительной

грамматики, но отказалась от этой затеи, когда поняла, что

у меня не только нет должной лингвистической подготовки,

но и чем больше я старалась ввести в изучение языка

рациональное начало, тем меньше могла говорить.

Лучшими моими учителями были дети. Хотя они отме-

чали мои ошибки и с удовольствием заставляли повторять

разные слова, они не делали осознанных попыток что-либо

мне объяснять. С ними я могла болтать без умолку, нимало

не смущаясь допущенных ошибок. После ухода Милагроса

я все еще многого не понимала, но не могла надивиться

тому, как легко стала общаться с остальными, научившись

правильно понимать их интонации, выражения лиц, крас-

норечивые движения рук и тел.

В часы формального обучения Ритими водила меня в

гости к женщинам то в одну, то в другую хижину, и мне