Доннер Флоринда

Шабоно

без еды и отдыха пляшут в центре поляны. В

ритме собственных пронзительных криков, под трескучее

постукивание луков о стрелы, они поворачивались то в одну

сторону, то в другую, ступая вперед и назад. Над всем вла-

ствовал глухой назойливый ритм звуков и движений, ко-

лыхание перьев и тел, смешение алых и черных узоров.

Над деревьями взошла полная луна, ярко высветив

поляну. На мгновение непрерывный гул и движение

стихли. Затем плясуны разразились дикими гортанными

криками, наполнив воздух оглушительным ревом, и

отшвырнули прочь луки и стрелы.

Забежав в хижины, танцоры выхватили из очагов го-

рящие головни и с бешеной яростью принялись лупить ими

по столбам, поддерживающим крышу шабоно. Полчища

всевозможных ползучих насекомых со всех ног бросились

спасаться в пальмовой крыше, а оттуда дождем посыпались

вниз.

Испугавшись, что хижины могут рухнуть либо разле-

тающиеся искры подожгут крыши, я с детьми выбежала

наружу. Земля дрожала от топота ног мужчин, разво-

ротивших очаги во всех хижинах. Размахивая над головой

горящими головнями, они выбежали в центр поляны и воз-

обновили пляску со все нарастающим неистовством. Они

обошли поляну по кругу, болтая головами во все стороны,

словно марионетки с оборванными ниточками. Пышные

белые перья в их волосах, трепеща, ниспадали на бле-

стящие от пота плечи..

Луна скрылась за черной тучей. Поляну освещали

теперь только искры, слетающие с горящих головней.

Пронзительные крики мужчин взвились еще выше; раз-

махивая палицами над головой, они стали приглашать

женщин принять участие в пляске.

С криками и смехом женщины бросились врассыпную,

ловко уворачиваясь от свистящих в воздухе дубинок.

Неистовство плясунов неумолимо нарастало и достигло

наивысшей точки, когда юные девушки с гроздьями жел-

тых бананов в высоко поднятых руках влились в их круг,

покачиваясь в чувственном самозабвении.

Не помню точно, Ритими или кто другой втащил меня

в пляшущую толпу, потому что в следующее мгновение я

очутилась одна посреди бешеного круговорота исступлен-

ных лиц. Зажатая между мраком и телами, я попыталась

пробраться к Хайяме, стоявшей на безопасном расстоянии

в своей хижине, но не знала, куда мне идти. Я не узнала

мужчину, который, размахивая палицей, снова втолкнул

меня в гущу пляски.

Я закричала и с ужасом поняла, что мои крики словно

онемели, выдохлись внутри меня бесчисленными отголо-

сками. Ничком падая на землю, я почувствовала резкую

боль в голове за ухом. Я открыла глаза, стараясь что-нибудь

увидеть сквозь густеющий вокруг меня мрак, и только ус-

пела подумать, заметил ли хоть кто-то в неистовой круго-

верти скачущих ног, что я упала. А потом была темнота,

помеченная искорками света, влетающими и вылета-

ющими у меня из головы, словно ночные светляки.

Потом я смутно осознала, что кто-то оттаскивает меня

подальше от топота пляски и укладывает в гамак. Я с

огромным усилием открыла глаза, но склонившаяся надо

мной фигура была как в тумане. На лице и затылке я

ощутила легкое прикосновение чуть дрожащих рук. На

мгновение мне показалось, что это Анхелика. Но услышав

этот ни на что не похожий голос, идущий из глубины живо-

та, я поняла, что это старый шаман Пуривариве распевает

свои заклинания. Я попыталась сосредоточить на нем

взгляд, но его лицо оставалось размытым, словно видимое

сквозь толстый слой воды. Я хотела спросить его, где он

был, почему я не видела его с первого дня праздника, но

слова оставались лишь образами у меня в голове.

Не знаю, то ли я потеряла сознание, то ли спала, но

когда я очнулась, Пуривариве уже не было. Вместо него я

увидела лицо Этевы, склоненное надо мной так низко, что

я могла бы потрогать красные круги на его щеках, между

бровями и в уголках глаз. Я протянула руки. Но рядом уже

никого не было. Я снова прикрыла глаза; в голове, словно

в черной пустоте, красной вуалью плясали круги. Я покреп-

че зажмурилась, пока это видение не рассыпалось на

тысячи осколков. Огонь в очаге разожгли снова; он на-

полнил хижину уютным теплом, а меня словно спеленало

плотное покрывало дыма. Вырванные из темноты пля-

шущие тени отражались в золотистом налете на свисающих

со стропил калабашах.

Весело смеясь, в хижину вошла старая Хайяма и усе-

лась возле меня на земляной пол. - Я думала, ты будешь

спать до утра. - Подняв обе руки к моей голове, она стала

ощупывать ее, пока не отыскала шишку, вздувшуюся за

ухом. - Большая, - заметила она. Ее иссохшее лицо вы-

ражало сдержанную грусть; в глазах теплился тихий лас-