появления на
свет.
Мои воспоминания были прерваны словами Тутеми: -
Ты будешь есть бананы здесь или у Хайямы?
- Лучше там, - ответила я, улыбнувшись бабке
Ритими, уже поджидавшей меня в соседней хижине.
Когда я вошла, меня встретила улыбкой Шотоми. Она
очень изменилась. И дело вовсе не в том, что она прибавила
в весе, выйдя из заточения. Скорее стало взрослым ее пове-
дение, ее брошенный на меня взгляд, то, как она угощала
меня бананами. И я подумала, не связано ли это с тем, что
девочки, в отличие от мальчиков, детство которых далеко
заходит в отрочество, уже с шести-восьми лет привлекаются
матерями к выполнению домашних работ - сбору топлива
для очагов, прополке огородов, присмотру за младшими
детьми. К тому времени, как мальчик начинает считаться
взрослым, девочка того же возраста нередко уже замужем
и имеет одного - двух детей.
После еды мы с Тутеми и Шотоми несколько часов про-
работали на огородах, а потом, освежившись купанием в
реке, вернулись в шабоно. На площади тесной кучкой сиде-
ло несколько мужчин с раскрашенными черной краской
лицами и телами. Кое-кто сдирал кору с толстых веток.
- Кто эти люди? - спросила я.
- Ты их разве не узнаешь? - рассмеялась Тутеми. -
Это же Ирамамове и мужчины, которые уходили с ним вче-
ра в лес.
- А почему они такие черные?
- Ирамамове!- крикнула Тутеми. - Белая Девушка
хочет знать, почему у вас черные лица? - спросила она и
убежала в хижину.
- Хорошо, что ты убегаешь, - сказал, поднимаясь,
Ирамамове. - Ребенок в твоем чреве мог бы добавить воды
в мамукори. и ослабить его. - И он, нахмурившись, повер-
нулся к нам с Шотоми. Не дав ему ничего сказать, Шотоми
втащила меня за руку в хижину Этевы.
То и дело прыская от смеха, Шотоми пояснила, что
никому, кто побывал в этот день в воде, не полагается даже
подходить к мужчинам, занятым приготовлением кураре.
Считалось, что вода ослабляет яд. - Если мамукори не
подействует как надо, он обвинит в этом тебя.
- А я так хотела посмотреть, как они будут готовить
мамукори, - разочарованно протянула я.
- Очень надо смотреть на такое! - сказала, садясь,
Ритими. - Я тебе и так расскажу, что они будут делать. -
Она зевнула, потянулась, собрала в кучку банановые
листья, на которых спала, и постелила на земле свежие. -
Мужчины раскрашены в черное, потому что мамукори
годится не только для охоты, но и для войны, - сказала
Ритими, приглашая меня сесть рядом. Очистив банан, она
с полным ртом рассказала, как мужчины кипятят лиану
мамукори, пока та не превратится в темное варево. Потом
для густоты добавляется высушенная лиана ашукамаки.
Когда смесь в достаточной степени уваривается, ею можно
смазывать наконечники стрел.
Махнув на все рукой, я стала помогать Тутеми готовить
табачные листья для просушки. Следуя ее подробным на-
ставлениям, я разрывала каждый лист вдоль жилки снизу
вверх, так что он слегка закручивался, а потом целыми
связками подвешивала их к стропилам. С того места, где я
сидела, мне не было видно, что происходит перед хижиной
Ирамамове. Вокруг работающих мужчин столпились
ребятишки в надежде, что их попросят помочь. Нечего и
удивляться, что никто из детей не купался сегодня в реке.
- Принеси-ка воды из ручья, - велел Ирамамове ма-
лышу Сисиве. - Да смотри не замочи ноги. Ступай по ство-
лам, корням или камням. Если промокнешь, придется мне
послать кого-нибудь другого.
День уже клонился к вечеру, когда Ирамамове за-
канчивал смешивание и уваривание кураре. - Вот теперь
мамукори набирает силу. Я чувствую, как у меня засыпают
руки. - Монотонным голосом он медленно запел
заклинания духам яда, продолжая помешивать кураре.
На другой день, незадолго до полудня Ирамамове вле-
тел в шабоно. - От мамукори никакого проку! Я подстрелил
обезьяну, а она не умерла. Она убежала с торчащей в лапе
бесполезной стрелой. - Ирамамове носился от хижины к
хижине, ругая мужчин, помогавших ему готовить кура-
ре. - Говорил же я вам, что нельзя было спать с
женщинами. А теперь мамукори не действует. Если бы на
нас сейчас напали враги, вы не смогли бы даже защитить
своих женщин. Вы думаете, что вы храбрые воины. А толку
от вас не больше, чем от ваших стрел. Корзины вам таскать,
а не оружие!
На мгновение, когда Ирамамове уселся на землю пос-
реди деревенской площади, мне показалось, что он запла-
чет. - Я сам буду готовить яд. А вы все бестолочь, - бубнил
он до тех пор, пока злость не выкипела и сам он совершенно
не выдохся.
Несколько дней спустя на заре, незадолго до того, как
изжарилась обезьяна,