Доннер Флоринда

Шабоно

что в этот момент пляска закончилась и

усталые улыбающиеся танцоры разошлись по хижинам по-

есть и передохнуть.

Собравшиеся возле нас у очага женщины были удивле-

ны тем, что мы с Ритими не танцевали. Пляска имела такое

же значение, как и раскрашивание тела пастой оното -

она сохраняла молодость и радость жизни.

Вскоре на поляну вышел вождь и громовым голосом

объявил: - Я хочу послушать, как поют женщины Итико-

тери. Их голоса радуют мой слух. Я хочу, чтобы наши

женщины выучили их песни.

Женщины, посмеиваясь, стали подталкивать друг

дружку. - Иди ты, Ритими, - сказала одна из жен Ирамамове.

- У тебя такой красивый голос.

Ритими не заставила просить себя дважды. - Давайте

все вместе, - сказала она, поднимаясь.

Тишина воцарилась в шабоно, когда мы, обняв друг

друга за талии, вышли на середину поляны. Встав лицом

к хижине вождя, Ритими запела чистым, мелодичным го-

лосом. Песни были очень короткие; две последние строчки

мы повторяли хором. Остальные женщины тоже пели, но

вождь настоял, чтобы именно Ритими повторила свои

песни, особенно одну, пока ее не заучили его женщины.

Когда ветер веет в пальмовых листьях,

Я вслушиваюсь в их грустный шелест

вместе с умолкшими лягушками.

В высоком небе смеются звезды,

Но скрытые тучами,

они проливают слезы печали.

Вождь подошел к нам и, обратившись ко мне, ска-

зал:-А теперь ты спой нам что-нибудь.

- Но я никаких песен не знаю, - сказала я, не в силах

подавить смешок.

- Должна же ты знать хоть какие-нибудь, - на-

стаивал вождь. - Мне рассказывали, как белые люди лю-

бят петь. У них даже есть поющие ящики.

Как говорил еще в третьем классе в Каракасе мой

учитель музыки: мало того что у меня отвратительный го-

лос, мне еще и медведь на ухо наступил. Тем не менее про-

фессор Ханс - он требовал, чтобы мы его так называли -

не остался безучастным к моему страстному желанию петь.

Он разрешал мне оставаться в классе при условии, что я

буду сидеть в последнем ряду и петь очень тихо. Профессор

Ханс не утруждал нас религиозными и народными пес-

нями, которые полагалось изучать по программе, а учил

нас петь аргентинские танго тридцатых годов. Этих песен

я не забыла.

Окинув взглядом исполненные ожидания лица окру-

жающих, я подошла ближе к огню, прокашлялась и запе-

ла, не обращая внимания на то, что безбожно перевираю

мелодию. В какой-то момент я почувствовала, что очень

точно воспроизвожу ту страстную манеру, с какой

профессор Ханс распевал эти танго. Я прижала руки к

груди и закрыла глаза, словно захваченная трагической то-

ской каждой строчки.

Мои слушатели были потрясены. Мокототери и Итикотери

вышли из хижин, чтобы лучше видеть каждый мой

жест.

Вождь долгое время смотрел на меня и наконец ска-

зал: - Наши женщины не смогут научиться петь в такой

странной манере.

Потом стали петь мужчины. Каждый певец выходил

на середину поляны и стоял там, обеими руками опираясь

о лук. Иногда исполнителя сопровождал друг, и тогда певец

опирался рукой о плечо товарища. Особым успехом в тот

вечер пользовалась песня, спетая юношей Мокототери.

. Когда обезьяна прыгает с дерева на дерево,

Я выпускаю в нее стрелу.

А вниз летят лишь зеленые листья.

Кружась, они ложатся у моих ног.

Мужчины Итикотери не ложились спать в свои га-

маки, а беседовали и пели с хозяевами всю ночь. Мы с

женщинами и детьми спали в пустых хижинах у главного

входа шабоно.

Утром я досыта наелась ананасов и плодов папайи, ко-

торые принесла мне с отцовских огородов девушка Мокото-

тери. Мы с Ритими обнаружили их еще раньше, когда

ходили в кусты. Она посоветовала мне не просить этих пло-

дов - не потому что так не принято, а потому, что они еще

не созрели. Меня, однако, вполне устраивал их кисловатый

вкус, несмотря даже на легкую боль в животе. Многие ме-

сяцы я не ела привычных фруктов. Бананы и пальмовые

плоды были для меня все равно что овощи. .

- У тебя был очень противный голос, когда ты пела, -

сказал, подсев ко мне, молодой мужчина. - Ого-о, песни

твоей я не понял, но она, должно быть, ужасная.

Онемев, я свирепо на него уставилась. Я не знала, то

ли мне смеяться, то ли обругать его в ответ.

Обняв меня руками за шею, Ритими расхохоталась,

посмотрела искоса и прошептала на ухо: - Когда ты пела,

я подумала, что от обезьяньего мяса у тебя разболелся

живот.

Усевшись на корточки в том же месте поляны, что и

вчера вечером, мужчины Итикотери и Мокототери про-

должили беседу в той же официальной, освященной ритуа-

лом манере, которая полагалась для вайямоу. Меновая тор-