благоговейным трепетом я смот-
рела, как старик голыми руками вытаскивает клубни из
огня и, не дожидаясь, пока те остынут, отправляет их в рот.
Со своего места я видела над верхушками деревьев луну
на ущербе, которую то и дело закрывали бредущие по небу
и светившиеся прозрачной белизной облака. Внезапно
тишину ночи пронзил жуткий вопль - нечто среднее меж-
ду визгом и рычанием. В тот же момент из темноты возник
Этева с лицом и телом, раскрашенным в черный цвет. Он
встал перед кострами, горящими в центре деревенской
поляны, и застучал луком о стрелы, подняв их над головой.
Я не видела, из чьей хижины появились остальные, но
рядом с Этевой, с такими же черными лицами, на поляне
встали еще одиннадцать мужчин.
Арасуве подровнял шеренгу, пока все не выстроились
в одну линию, и, поправив последнего, сам встал в строй и
запел низким гнусавым голосом. Последнюю строку песни
все подхватили хором. В этой приглушенной гармонии я
различала каждый голос в отдельности, не понимая ни сло-
ва. Чем дольше они пели, тем большая, казалось, их охва-
тывала ярость. В конце каждой песни они издавали самые
свирепые вопли, которые я когда-либо слышала. Как ни
странно, мне стало казаться, что чем громче они вопят, тем
дальше уходит их ярость, как будто она перестала быть
частью их раскрашенных в черное тел.
Внезапно они смолкли. Неверный свет костров под-
черкивал гневное выражение их застывших, похожих на
маски лиц и лихорадочный огонь в глазах. Я не видела,
подал ли Арасуве какую-то команду, но они рявкнули в
один голос: - С какой радостью увижу я, как моя стрела
вонзается в тело врага. С какой радостью увижу я, как его
кровь хлынет на землю.
Держа оружие высоко над головами, воины сломали
строй, собрались в тесный кружок и стали что-то
выкрикивать, сначала тихо, затем такими пронзитель-
ными голосами, что меня мороз продрал по коже. Затем они
снова смолкли, и Ритими шепнула мне на ухо, что
мужчины вслушиваются в эхо своих криков, чтобы опре-
делить, с какой стороны оно вернулось. Эти отголоски,
пояснила она, приносят с собой духов врага.
Завывая и стуча оружием, мужчины пустились вскачь
по поляне, но Арасуве их успокоил. Еще дважды они
собирались в тесный кружок и орали во всю мочь. Затем,
вместо того чтобы направиться в лес, как я ожидала и боя-
лась, мужчины подошли к хижинам, стоящим у самого
входа в шабоно. Там они легли в гамаки и вызвали у себя
рвоту.
- Зачем они это делают? - спросила я у Ритими.
- Когда они пели, они пожирали своих врагов, -
пояснила она. - А теперь им надо избавиться от гнилого
мяса.
Я вздохнула с облегчением, хотя и была неожиданно
для себя разочарована тем, что набег состоялся лишь
символически. Незадолго до рассвета меня разбудили плач
и стенания женщин, и я стала тереть глаза, чтобы удосто-
вериться, что не сплю. Время словно остановилось, потому
что мужчины стояли на поляне в той же самой стройной
шеренге, что и глубокой ночью. Их крики утратили преж-
нюю свирепость, как будто женский плач смягчил их гнев.
Забросив банановые гроздья, сложенные у входа в шабоно,
себе на плечи, они с театральной торжественностью заша-
гали по тропе в сторону реки.
Мы со старым Камосиве в отдалении последовали за
мужчинами. Я подумала было, что начинается дождь, но
это была лишь роса, капающая с листка на листок. На
мгновение мужчины замерли, и их тени четко обоз-
начились на светлом прибрежном песке. Полумесяц уже
прошел свой небесный путь и слабо мерцал в туманном воз-
духе. Мужчины скрылись с глаз, и песок словно всосал их
тени. Я услышала только удаляющийся в глубину леса
шорох листьев и треск веток. Туман сомкнулся вокруг нас
непроницаемой стеной, будто ничего и не произошло, будто
все увиденное было всего лишь сном.
Присев возле меня на камень, старый Камосиве чуть
тронул мою руку. - Я уже не слышу эха их шагов, -
сказал он и медленно побрел в воду. Дрожа от холода, я
пошла за ним. Я чувствовала, как мелкая рыбешка, пря-
тавшаяся в корнях под водой, тычется мне в ноги, но в
темной воде ничего не было видно.
Пока я досуха вытирала Камосиве листьями, он тихо
посмеивался. - Смотри, какой сикомасик, - радостно за-
метил он, указывая на белые грибы, растущие на гнилом
стволе дерева.
Я собрала их для него и завернула в листья. Поджарен-
ные на костре, они считались большим деликатесом, осо-
бенно среди стариков.
Камосиве протянул мне кончик своего сломанного лу-
ка, и я вытащила его на скользкую тропу, ведущую к ша-
боно. Туман не поднимался весь день, словно солнце