его на диспут. Собираясь изобличить его парой неопровержимых
доводов, он спросил:
? Материально ли пространство?
? Материально, ответил Миларэпа.
Монах подумал: Вот я и выставил его полным дураком!? и приготовился
к дальнейшей дискуссии в таком же духе, как вдруг Миларэпа поднял
палку и постучал ею по пустому пространству, как по барабану. Тогда
монах спросил:
? Скала материальна или нематериальна?
Миларэпа же в ответ просунул руку сквозь скалу. Изумленный монах стал
его учеником.
Интеллект ? ценное орудие, но он не может охватить всей полноты нашего
бытия. По сути, он может быть препятствием, мешающим нам получить
доступ к самым глубинным пластам собственной природы. В юности я
повстречал весьма необычного практика, поступки которого были столь
же непостижимы уму, как и действия Миларэпы, хотя судьба их сложилась
по-разному. Сначала он был монахом сакяпинского монастыря, в котором,
как и в других монастырях, были очень строгие правила. Этот монах
совершил очень тяжкое нарушение правил, вступив в связь с женщиной,
и его выгнали из монастыря. Он тяжело переживал случившееся и потому
ушел подальше от тех мест. Во время странствий он встретил нескольких
Учителей, получил от них наставления и стал серьезным практиком. Затем
он вернулся в родную деревню, но тамошний монастырь не принял его, и
родственники построили ему в горах маленькую хижину для затворничества.
Там он прожил несколько лет, тихо практикуя, и все стали называть его
Йогин.
Однако еще через несколько лет все решили, что он сошел с ума. Как-то
раз, делая практику, он стал выбрасывать в окошко свои книги, потом
сжег их, разбил все изображения, перевернул все вверх дном и даже дом
частично разрушил. Люди стали звать его Помешанный. Затем он исчез,
и три года его никто не видел. А потом кто-то совершенно случайно на
него натолкнулся. Он жил в очень отдаленном месте, на самой вершине
горы. Все удивлялись, как он умудрился выжить и все это время добывать
какую-то пищу, ибо там ничего не росло и никто туда не ходил. Поэтому
люди заинтересовались и стали его навещать. Хотя он отказывался общаться
с людьми, его образ жизни убедил их, что он не сумасшедший. Его
перестали звать Помешанным и стали почитать за святого.
Мой дядя, сакяпинский настоятель Кенце Чоки Вангчуг, услышал о нем и,
решив его повидать, взял с собой меня и еще несколько человек. До
деревни, расположенной у подножия той горы, на которой жил этот
странный йогин, мы добирались верхом пятнадцать дней. Дальше пришлось
идти пешком. Никакой тропы не было, и взобраться на эту гору было
очень трудно. Местные жители рассказали, что несколько дней назад сюда
прибыл с визитом очень известный кагюдпинский тулку, но, достигнув
цели, вместо наставлений получил град камней, а несколько сопровождавших
его монахов получили серьезные ушибы. Еще они предупредили, что у
живущего наверху йогина есть собаки, некоторые из которых очень
свирепы и могут покусать. Местные жители боялись туда ходить, да и
мы, откровенно говоря, наслушавшись всего этого, тоже оробели.
Дядя был очень тучным, и подъем на крутую гору занял у нас много
времени, тем более, что тропы не было. Мы все время скользили и
сползали по осыпям. Приблизившись к вершине, мы услышали голос, но
никакого жилища не было видно. Затем, добравшись почти до самой
вершины горы, мы увидели нечто вроде примитивной каменной постройки.
Вряд ли можно было назвать ее домом ? она скорее походила на большую,
крытую камнями собачью конуру с большими отверстиями с трех сторон.
Высотой это жилище было меньше человеческого роста. Слышно было, что
его обитатель что-то говорит, но мы не могли себе представить, с кем
он мог разговаривать. Потом он повернулся, увидел, что мы подходим и
тут же притворился спящим, натянув на голову одеяло. Он действительно
казался сумасшедшим, но мы осторожно подошли поближе. Приблизившись
вплотную, мы подождали несколько минут, и тогда он вдруг стянул с лица
одеяло и посмотрел на нас. Его жуткие, широко раскрытые глаза были
налиты кровью, а волосы стояли дыбом. Мне он показался просто ужасным.
Он начал говорить, но мы ничего не могли понять, хотя он был таким же
тибетцем, как и мы. И дело было не в том, что он говорил на каком-то
местном диалекте, которого мы не знали ? мы как раз хорошо знали
здешний диалект. Он говорил бесперерывно минут пять, но я понял только
две фразы. Один раз мне показалось, что он сказал: посреди гор, но
дальше опять ничего нельзя было разобрать. Еще я уловил что-то