Шейн Джон

Кристалл и путь света

Учителем и учеником, а также между учениками.

Затем, по истечении недели, Нягла Падма Дуддул объявил, что настал его

час умереть, и назвал гору поблизости, на которой он намеревался это

сделать. Ученики умоляли его не умирать, но он сказал, что ничего

нельзя поделать ? пора. Тогда они проводили Учителя на гору, к тому

месту; где он поставил маленький шатер. Затем он удалился в шатер, а

ученикам велел наглухо зашить вход и оставить его в покое на семь дней.

Ученики спустились вниз и ждали у подножия горы семь дней. Все это

время шли беспрерывные дожди и появлялось множество радуг. Затем

ученики вернулись наверх и открыли палатку, которая оставалась зашитой

точно так, как они ее оставили. Внутри они нашли только одежду Учителя,

его волосы и ногти. Одежда находилась там, где он сидел, и пояс был

все так же завязан посередине. Он оставил ее, как змея сбрасывает

кожу. Мой Учитель там был и все это рассказал мне, поэтому я знаю,

что это правда, что такая реализация возможна.

Я знаю множество подобных историй, но особенно интересна одна из них,

которую мне рассказал мой дядя Тогдэн. В 1952 году в той части Тибета,

откуда я родом, жил старик, который в молодости несколько лет был

вроде слуги или помощника у одного учителя Дзогчена и потому,

естественно, слышал много Учений. Но всю остальную жизнь он провел,

просто высекая мантры на камнях, и тем зарабатывал себе на пропитание.

Так он прожил много лет, и никто не обращал на него внимания и не

подозревал, что он что-то практикует. Но однажды он объявил, что через

семь дней собирается умереть и послал за своим сыном, который был

монахом в одном из монастырей, сказав, что хочет оставить все свое

имущество в дар монастырю. Из монастыря повсюду разнеслась весть о

том, что этот человек попросил оставить его на семь дней взаперти,

чтобы умереть. А так как все поняли значение этой просьбы, то пришло

много людей, и это событие происходило у всех на виду. Там были

представители разных буддийских школ, больших монастырей, присутствовали

даже чиновники китайской администрации, которые в то время все

поголовно были военнослужащими. И когда вскрыли помещение, в котором

тот человек был заперт на семь дней, это произошло на глазах у

множества людей. И все они увидели, что никакого тела не осталось.

Остались только волосы и ногти, которые считаются нечистотами тела.

Мой дядя-йогин пришел навестить меня в доме моего отца сразу после

того, как стал свидетелем этого события. Когда он рассказывал мне о

случившемся, его глаза были полны слез. Он считал ужасной трагедией,

что никто из нас не смог распознать в этом внешне обычном человеке,

жившем рядом с нами, поистине великого йогина, от которого мы могли

бы получить Учение. Но так уж обстоит дело с теми, кто практикует

Дзогчен: внешне ничего не заметно.

Весной этого года [1984] я посетил Непал, чтобы давать Учения и

практиковать в Толу Гонпа ? горном монастыре близ тибетской границы,

неподалеку от горы Эверест, где практиковал Падмасамбхава, и в пещере

Маратика, где Падмасамбхава и его супруга Мандарава реализовали

практику долгой жизни. Там я получил известие о том, что сталось

с моим дядей Тогдэном. Это известие передал один тибетец, который

только что прибыл в Катманду из Тибета. Там он служил государственным

чиновником именно в том районе, где жил Тогдэн. Оказалось, что в

течение многих лет после того, как я покинул Тибет, дядя продолжал

жить в своей уединенной пещере, в затворничестве. Но, в конце концов,

в период культурной революции, его, как и многих других таких же

йогинов, заставили выйти из затворничества ? тогда был принят закон,

объявлявший подобных людей эксплуататорами трудящихся, поскольку они,

не работая, получали еду.

Дяде повезло гораздо больше других: его только посадили под домашний

арест, а не подвергли публичному суду, а, возможно и суровому наказанию.

Тот человек, которого я встретил в Катманду, кроме прочих своих

обязанностей, должен был нести ответственность за охрану Тогдэна,

которому он разрешил жить в деревянной хижине, построенной на плоской

крыше обычного городского дома в столице провинции. Дом этот принадлежал

одной тибетской семье, которая снабжала дядю всем необходимым, так

что он продолжал свое затворничество, как и прежде. Позднее, благодаря

тому, что тот чиновник поручился за него, дяде позволили уехать в

сельскую местность и жить под менее строгим надзором. Ему отвели

отдельный дом, и тот же чиновник регулярно заходил к нему с проверкой.