со всех сторон водой
станет обливать его так, что получиться мыльный ком, омытый влагой, пронизанный
влагой, внутри и снаружи пропитанный влагой, но не источающий ее, так же точно,
брахман, и монах обливает, заливает, переполняет, пропитывает это тело радостью
и счастьем, рожденным уединенностью, и не остается во всем его теле ничего, что
не было бы пропитано радостью и счастьем, рожденным уединенностью.
Таков, брахман, зримый плод отшельничества, который прекраснее, и возвышеннее
предыдущих зримых плодов отшельничества.
И далее, брахман, монах, подавив устремленный рассудок и углубленное
рассуждение, достигает второй ступени созерцания – несущей внутреннее успокоение
и собранность в сердце, лишенной устремленного рассудка, лишенной углубленного
рассуждения, рожденной сосредоточенностью, дарующий радость и счастье – и
пребывает в ней. Он обливает, заливает, переполняет, пропитывает это тело
радостью и счастьем, рожденным сосредоточенностью, и не остается во всем его
теле ничего, что не было бы пропитано радостью и счастьем, рожденным
сосредоточенностью.
Подобно тому, брахман, как озеро, питаемое водой, бьющей из-под земли, хоть и
не будет иметь ни притока воды с восточной стороны, ни притока воды с западной
стороны, ни притока воды с северной стороны, ни притока воды с южной стороны, и
божество не будет время от времени надлежащим образом доставлять ему дождь, – но
потоки прохладной воды, бьющей из-под земли, питая его озеро, обольют, зальют,
переполнят, пропитают это озеро прохладной водой, и не останется во всем озере
ничего, что не было бы пропитано прохладной водой, так же точно, брахман, и
монах обливает, заливает, переполняет, пропитывает это тело радостью и счастьем,
рожденным сосредоточенностью, и не остается во всем его теле ничего, что не было
бы пропитано радостью и счастьем, рожденным сосредоточенностью.
Таков, брахман, зримый плод отшельничества, который прекраснее, и возвышеннее
предыдущих зримых плодов отшельничества.
И далее, брахман, монах отвращается от радости и пребывает в
уравновешенности; наделенный способностью самосознания и вдумчивостью, испытывая
телом то счастье, которые достойные описывают: «уравновешенный, наделенный
способностью самосознания, пребывающий в счастье», он достигает третьей ступени
созерцания и пребывает в ней. Он обливает, заливает, переполняет, пропитывает
это тело счастьем, свободным от радости, и не остается во всем его теле ничего,
что не было бы пропитано счастьем, свободным от радости.
Подобно тому, брахман, как в пруду с голубыми лотосами, пруду с красными
лотосами, пруду с белыми лотосами отдельные голубые лотосы, или красные лотосы,
или белые лотосы рождены в воде, выросли в воде, омыты водой, целиком погружены
в воду, питаются ею, они от кончиков до корней облиты, залиты, переполнены,
пропитаны прохладной водой, и не остается во всех голубых лотосах, или красных
лотосах, или белых лотосах ничего, что не было бы пропитано прохладной водой,
так точно, брахман, и монах обливает, обливает, заливает, переполняет,
пропитывает это тело счастьем, свободным от радости и не остается во всем его
теле ничего, что не было бы пропитано счастьем, свободным от радости.
Таков, брахман, зримый плод отшельничества, который прекраснее, и возвышеннее
предыдущих зримых плодов отшельничества.
И далее, брахман, монах, отказавшись от счастья, отказавшись от несчастья,
избавившись от прежней удовлетворенности и неудовлетворенности, достигает
четвертой ступени созерцания – лишенной несчастья, лишенной счастья, очищенной
уравновешенностью и способностью самосознания и пребывает в ней. Он сидит,
пропитав это тело чистым, совершенным разумом, и не остается во всем теле
ничего, что не было бы пропитано чистым, совершенным разумом.
Подобно тому, брахман, как человек сидел бы укутанный с головой в белое
одеяние так, что не осталось бы на всем теле места, которое не было бы покрыто
белым одеянием, так же точно, великий царь, и монах сидит, пропитав это тело
чистым, совершенным разумом, и не остается во всем теле ничего, что не было бы
пропитано чистым совершенным разумом.
Таков, брахман, зримый плод отшельничества, который прекраснее, и возвышеннее
предыдущих зримых плодов отшельничества.
Так с сосредоточенной мыслью — чистой, возвышенной, незапятнанной, лишенной
нечистоты, гибкой, готовой к действию, стойкой, непоколебимой, — он направляет и
вращает мысль к совершенному видению. Он постигает: «Вот