А. Безант

В преддверии храма

цели, и потому

происходит взаимная борьба: высшая природа пытается насильно двинуть

низшую или сдержать ее, а низшая это ощущает как насилие над собой,

как отнятие у нее желанного. Но по мере того, как высшая природа

воздействует на низшую, последняя начинает понимать, что все хорошо,

что опыт стоит страдания, ибо путем этих скорбных усилий человек

обретает силу и преходящее страдание теряется в радости осуществления.

Таким образом, когда душа развилась, в ней происходит двойственная

работа ума; ученик добровольно и сознательно выбирает трудную вещь,

потому что сознает всю ее желательность, но он должен пожертвовать

некоторыми низшими желаниями, и он их сжигает в огне познания. Тогда

он видит, что сжигая эти низшие желания, он сжигает и связывающие его

оковы и задерживающие его слабости, он понимает, что мучительное

прикосновение огня есть не что иное, как сжигание его цепей. Тогда он

радостно принимает свободу, и с каждым повторяющимся опытом он все

больше ощущает свободу и все меньше страдание. Внутренним

проникновением страдание преображается в радость; снова действует

божественная алхимия; изливаясь на низшее, высшее делит с ним свою

радость, свое чувство непреходящего и все возрастающего блаженства.

При приближении к Храму душа постигает, что в сущности это — процесс

освобождения от всех тех ограничений, которые мешают ей чувствовать

свое единство со своими братьями и с "Божественным Я". Когда таким

образом истинный, духовный человек проявляется, то сжиганием оков

постигается божественная радость: страдание оказывается вопросом

обособления, имевшим свой корень в неведении; с прекращением неведения

кончается и страдание. Познав, что ограничения призрачны и не имеют

места в мире, где пребывает истинный человек, ученик сознательно

начинает преображать способности низшей природы и алхимическим

процессом все более утончает и облагораживает их.

Для примера возьмем два случая. Сперва возьмем один из величайших

источников страдания в низшем мире: искание личной своей радости без

внимания к желаниям и чувствам других, желание обособленного

наслаждения в маленьком кружке, охраняемом от всего мира для этого

ограниченного наслаждения низшего "я". Как справится душа с этим

инстинктивным исканием наслаждения? И нет ли в нем чего-либо такого,

что в огне способно превратиться в ценность? Действительно, приводящее

к страданию искание удовольствия может преобразиться в способность

распространять радость, в которой все могут участвовать. Это

преображение душа совершает тем, что в своем искании радости, она

постепенно отбрасывает элементы отчуждения, непрестанно борясь с

желанием обособиться, разрушая неведением воздвигнутую стену и сжигая

ее дотла так, чтобы она больше не отделяла душу от других "я". Когда

же обретается радость, о которой мечтала душа, человек спешит

поделиться ею со всеми своими братьями. Воистину душа обретает радость

в искании послушания; ибо в мире, где все закон, гармония с законом

должна всегда приносить мир и счастье, а душевный разлад есть

показатель нарушения гармонии с законом. Растущая душа, достигнув

известной духовной силы и знания истины, будет воспитывать себя в

убеждении, что радость обладания лежит не в захвате, а в давании; она

знает, что должна сломить все стены, воздвигнутые кругом себя в дни

неведения, и излить свою радость на весь мир. Так инстинкт искания

личных радостей превращается в способность распространять радость; то,

что давало прежде удовольствие в отчуждении, превратилось в радость

общую и стало ясным, что нет ничего ценного кроме того, что можно

отдать. Эта радость давания и есть истинная суть жертвы как изливание

того, что утеряло бы всякую цену в границах обособленного "я".

Возьмем другой пример духовной алхимии: эгоистическую любовь. Это

нечто выше инстинктивного искания удовольствия, ибо само слово любовь

уже указывает на некоторый акт давания, иначе это не была бы любовь.

Но это все же может быть еще очень эгоистичная любовь, любовь, которая

пытается не столько давать, сколько получить, и являет собой потому

некрасивые придатки исключительности, ревности, желания исключить

других и хранить любимый предмет для одного себя, как бы ограничить

солнце, чтобы удержать его сияние только для себя, так чтобы никто

другой не пользовался его лучами.

Но как может измениться эгоистическая любовь? Не уменьшением любви,

как это ошибочно думают некоторые люди, не делая ее холоднее или