Милтон Эриксон

Мой голос остаётся с вами

он на опыте научил их быть 'очень осторожным относительно того, что они берут в рот'. В том возрасте, когда формировалась их личность, он обеспечил им необходимый опыт, который в дальнейшем приведет к умению различать. А когда они научатся различать, тогда можно будет положиться на их самостоятельное решение относительно потребления табака, алкоголя или наркотиков.

8. ПРИНЯТИЕ ТЯГОТ ЖИЗНИ

О смерти и умирании

(В ответ студенту, который выразил озабоченность тем, что Эриксон умирает).

Я считаю эту мысль совершенно незрелой. У меня нет намерения умирать. Фактически, это было бы самым последним делом!

Моя мать дожила до девяносто четырех лет. Моя бабушка и прабабушка дожили до девяносто трех или больше. Мой отец умер в девяносто семь с половиной. Отец сажал фруктовые деревья и надеялся дожить до времени, когда он сможет попробовать их плоды. Когда он сажал их, ему было девяносто шесть или девяносто семь лет.

У психотерапевтов неверные представления о болезни, инвалидности и смерти. Они обычно преувеличивают проблему адаптации к болезни, инвалидности и смерти. И нагородили много всякой чепухи о помощи семьям, которых постигло горе. Я думаю, что вам не следует забывать, что день, когда вы родились, является днем начала вашего пути к смерти. Некоторые преуспевают на этом пути и не тратят слишком много времени на жизнь, в то время как другие задерживаются надолго.

У моего отца в восемьдесят лет случился обширный инфаркт. В больницу его привезли без сознания. Моя сестра поехала с ним и врач сказал ей: 'Вы должны знать, что надежды немного. Ваш отец уже стар. Он много работал всю свою жизнь, и инфаркт у него очень обширный'.

Моя сестра рассказывала: 'Я презрительно ответила врачу: 'Вы не знаете моего отца!'

Когда отец пришел в себя, врач находился рядом. Отец спросил: 'Что случилось?' Врач сказал ему: 'Не волнуйтесь, мистер Эриксон, у вас был очень серьезный сердечный приступ, но через два или три месяца вы будете дома, как ни в чем ни бывало'.

Мой отец в ярости сказал: 'О, Боже мой! Два или три месяца! Вы, наверное, хотите сказать, что я должен потратить впустую целую неделю?' И через неделю он вернулся домой.

Ему было восемьдесят пять лет, когда произошел второй такой же сердечный приступ. В больнице дежурил тот же врач. Отец пришел в сознание и спросил: 'Что случилось?'

'То же самое', ответил врач. Мой отец простонал: 'Еще одна неделя пропала'. У него была серьезнейшая операция на брюшной полости, и было удалено около метра кишок. Приходя в сознание после наркоза, он спросил медсестру: 'Ну, а теперь что стряслось?'

Она ответила и он, простонав, сказал: 'Теперь вместо недели я потерял десять дней'.

Третий сердечный приступ был в восемьдесят девять лет. Он пришел в сознание и сказал: 'Опять то же самое, доктор?' 'Да', ответил врач.

Мой отец сказал: 'Похоже, теперь это становится дурной привычкой - терять по целой неделе'.

Четвертый инфаркт у него был в девяносто три года. Когда он пришел в сознание, то сказал: 'Честно говоря, доктор, я думал, что четвертый меня прикончит. Теперь я начинаю сомневаться, что и пятый сможет это сделать.

В девяносто семь с половиной он планировал с двумя моими сестрами поехать на выходные в старую фермерскую общину. Все его сверстники уже умерли, и умерли даже некоторые из их детей. Они решали, кого навестить, в каком мотеле остановиться, в каком ресторане поесть. Затем они направились к машине. Когда они дошли до нее, отец сказал: 'Надо же, я забыл свою шляпу'.

Он побежал домой за шляпой. Сестры ждали, пока не начхали беспокоиться, потом переглянулись и спокойно сказали друг другу: 'Вот оно'.

Они вошли в дом. Отец лежал на полу мертвый. Смерть наступила от обширного инсульта.

Моя мать в девяносто три года упала и сломала бедро. Она сказала: 'Женщине в моих годах это как-то не к лицу. Я преодолею это'. И она справилась.

Когда через год она снова упала и сломала другое бедро, она сказала: 'Первый перелом бедра отнял у меня массу времени. Я не думаю, что смогу справиться со вторым, но никто не сможет упрекнуть меня в том, что я не пыталась'.

Я знал, как знала и вся семья, видевшая выражение моего лица, что второй перелом бедра будет для нее последним. Она умерла от застойной пневмонии, этой 'спутницы пожилых женщин'.

Любимым стихотворением моей матери было: 'Дождливый день' Лонгфелло, из которого она цитировала следующие строки: 'И в каждой жизни должен дождь пролиться. И будут дни, что мрачны и печальны'.